Весной сорок третьего года я с маршевой ротой прибыл сюда, в поселок, где в единственном уцелевшем здании располагался штаб 3-й понтонно-мостовой бригады под командованием генерала Соколова. Здесь я расстался со своими друзьями. Юра Чернышев попал в 18-й батальон, Саша Коренцов и Вася Гайдук в 8-й, я – в 12-й, которым командовал подполковник Куракин. Попал в роту старшего лейтенанта Саши Белянского, с которым дружу по сей день.
Бригада формировалась в городе Кириллове, в знаменитом Кирилло-Белозерском монастыре, и в ее составе было много вологодцев. Я вспоминаю с симпатией и уважением этих, как мне тогда казалось, пожилых людей, сохранивших и на войне свое особое северное спокойствие, уважение к своему труду и убеждение, что и на войне все, что они делают, должно делаться ловко, основательно и добротно. Молодые саратовские ребята, прибывшие вместе с нами, выглядели рядом с ними безответственными мальчишками. Но и они, глядя на этих вологодских мужиков, уже опаленных войной, становились серьезней, ответственней.
Батальон держал мост из деревянного парка, устаревшего, но все еще служившего достаточно надежно. Периодически из Шлиссельбургской крепости по мосту била артиллерия…
Солнечный прохладный день. От Ладожского озера дует ветерок, и понтонеры, дежурящие на мосту, заняты делом вполне мирным: сверху, где ухают взрывы – там рвут лед, угрожающий переправам, – несет оглушенную рыбу, и солдаты приспособились вылавливать. Стоя в понтоне, они ловко орудовали сачками, сделанными из наволочки или простыни, подхватывали плывущую мимо рыбу и ловким движением забрасывали ее на настил. На мосту тут и там серебрились длинные, трех-четырехфунтовые рыбины.
У въезда на мост, чуть в стороне, горит костер. В котелках варится уха – рыба, вода и соль. Паек на Ленинградском фронте скуден, рыба – прекрасное подспорье.
Внезапно разрыв снаряда вздымает гигантский фонтан у самого моста. Оттуда доносится крик: один из понтонов начинает заполняться водой, настил кренится. Только что мирно болтавшие у костра солдаты бегут восстанавливать поврежденный понтон, вычерпывать воду, заделывать пробоину. Снова разрыв… еще… еще… Уже почти вся середина моста погружается в воду. В понтоне лежат двое, те, кто первыми кинулись от костра. Их котелок давно кипит. Но им уже не попробовать сладко пахнущей ухи…
Через час пробоины заделаны, вода откачана, по мосту возобновляется движение. А в штабе писарь пишет: “Ваш муж… отец… сын… смертью храбрых… при исполнении воинского долга…”
Потом я видел такое не раз. На Днепре, на Висле, на других реках. Но тот ясный день на Неве, первая смерть, увиденная мной на войне, особенно запомнилась мне.