Войдя, изумленно осмотрелся. Из прихожей с роскошным комодом на маленьких ножках и изящной вешалкой арочный проход вел в квартиру. Комнаты были обставлены ампирной мебелью наполеоновских времен, мелькало темное дерево с бронзовыми фигурами, лирами, львиными головами и сфинксами, венки, лавры, щиты и мечи. Обивочной тканью служил тяжелый роскошный шелк, затканный геральдическими узорами, портьеры сшили из той же помпезной ткани с бордовыми полосами и геральдическими символами - и это сугубо удивило Корвин-Коссаковского: стало быть, обставлялась квартира на заказ. Он обратил внимание, что шелк портьер и обивки старый, но не потертый, сделанный не во Франции, а в России, ибо мебель была карельской березы. В комнате стоял несколько затхлый дух, как обычно в нежилом помещении. Интересно, комнаты были меблированы хозяином? Когда?
Корвин-Коссаковский прошел в соседнюю залу и замер. На столе в центре комнаты лежали карты и фишки для покера, тут же рядом валялись золотые монеты и ассигнации. Стулья были расставлены вокруг стола, некоторые отодвинуты. Арсений почувствовал, что его сковывает липкий страх, ему показалось, что стол был оставлен игроками только что, ибо никто не бросил бы на столе несколько тысяч рублей. "Господи Иисусе, сыне Божий, спаси и помилуй меня, грешного", прошептал, весь трепеща, Корвин-Коссаковский, осенил себя крестным знамением и торопливо вышел в прихожую.
Здесь снова вздрогнул: на бюро лежали часы изящной ювелирной работы с крышкой из белого золота, украшенные фигуркой скорпиона, инкрустированного бриллиантами. На конце хвоста скорпиона алело драгоценное жало с рубином насыщенного красного цвета огранки "кабошон". Это была вещь баснословной цены.
Арсений почувствовал, как по вискам его заструился холодный пот: он, войдя, бросил взгляд на комод. Там ничего не было. Часы появились, пока он был в гостиной. Несколько секунд Корвин-Коссаковский неподвижно стоял в дверях, продолжая, как заклинание, повторять Иисусову молитву.
Наконец открыл двери на лестницу и снова остановился на пороге.
В квартире стояла пугающая, мертвая тишина. Арсений решился. Он сделал шаг к часам, методично перекрестил их и нажал кнопку сбоку на корпусе. Крышка щелкнула и распахнулась, а через мгновение вдруг раздались аккорды жуткой чумной песенки.
Jeder Tag war ein Fest,
Und was jetzt? Pest, die Pest!
Nur ein groß' Leichenfest,
Das ist der Rest.
Augustin, Augustin,
Leg' nur ins Grab dich hin!
Oh, du lieber Augustin,
Alles ist hin!
Не закрыв крышку часов, напрочь забыв об Одинцовой, Арсений Вениаминович нервно рванулся к выходу, захлопнул дверь, дважды провернул ключ в замке и побежал вниз по лестнице, перескакивая через две ступени.