-Не доказано, - механически поправил Корвин-Коссаковский.
Но на самом деле Критский и Сабуров, что скрывать, сразу привлекли его внимание - именно красотой. Слишком красивы были огромные и страстные глаза Критского, слишком чиста матовая кожа Сабурова, слишком уж хорошо они танцевали. Сейчас Критский стоял у окна и смотрел в ночь, сжимая в руках пару лайковых перчаток, казался задумчивым и немного печальным. Он тихо говорил Протасову-Бахметьеву о какой-то картине:
- Мне кажется, это не подлинник, Михаил. По картине можно нарисовать портрет живописца. Беллини написал множество мадонн, очень простых, не печальных и не улыбающихся, погруженных в ровную задумчивость. Это созерцательные и тихие души - и не таков ли был сам художник? Никто другой не умел так соединять все помыслы зрителя на какой-то неопределенной сосредоточенности, приводить его к самозабвенному и беспредметному созерцанию. Это созерцание бесстрастно и бесцельно. Или, вернее, цель его неизвестна, и оно само становится высочайшей целью искусства. Но это полотно... оно суетно, Михаил. Это не Беллини.
Корвин-Коссаковский вспомнил, что Критский протанцевал с девицами только по разу, потом уединился в курительной, вышел к ужину, но не пытался занять место рядом с Черевиными, напротив - сел рядом с Протасовым-Бахметьевым, сам ни с кем не разговаривал, смеялся мало, на девиц и глаз-то особо не поднимал. Сабуров был куда разговорчивее, но тоже не лез на рожон.
Но толку-то? Чем меньше эти красавцы старались привлечь к себе внимание, чем скромнее держались - тем с большим восхищением поглядывали на них девицы, к концу вечера уже буквально не спускавшие с обоих глаз. Корвин-Коссаковский слышал, как восторженно они перешептывались, обсуждая их манеры и лица. Бог весть откуда узнанные Лизой Любомирской сведения о богатстве молодых людей и вовсе вскружили им головы.
Арсений слышал их перешептывания и тяжело вздыхал. Он понял, что теперь не миновать главного - и самого сложного. Разговора с племянницами. Логика диктовала только одно: рассказать всё девушкам, предостеречь их от дурных знакомств. До этого он действовал, в принципе, как обычный полицейский: просто шёл по следам, которые находил, выискивал улики, проверял и сопоставлял показания. И они привели его к уверенности в том, что он и без того прекрасно понимал: видение Бартенева не было галлюцинацией, не было и сном.
Но, увы. Племянниц Корвин-Коссаковский знал не хуже сестрицы: не очень умные, неосторожные, склонные к поступкам шальным и опрометчивым, они не прислушаются к его словам. Они просто не поверят ему. Иногда правда бывает неправдоподобней любой лжи: ведь даже Мария усомнилась в его словах. Стало быть, нужно придумать нечто такое, что заставит девиц самих шарахаться от этих кавалеров. Но что, а главное-то, от кого шарахаться?