– Я всегда мечтал о татуировке, – неожиданно для себя признаюсь я.
– Почему не сделал? – она с интересом смотрит на меня, как будто я мамонт.
– Не знаю, – пожимаю плечами, – Как–то не довелось.
– Что бы ты сделал?
– Не знаю. Может быть, ты посоветуешь, что–то?
– Ну, я тебя не очень хорошо знаю. Я бы сделала какую–нибудь надпись. Чтобы она напоминала тебе что–то важное.
– Сможешь придумать?
– Я? – она вскидывает брови и, вдобавок, складывает губы бантиком.
– Ты.
– Попробую. И ты сделаешь? – Дана чуть прищуривается.
Не верит, что я говорю искренне.
– Да.
– Серьезно?
– Абсолютно, – я улыбаюсь.
– Тогда придумаю, – она тоже улыбается, – Но я пойду с тобой, чтобы ты не струсил.
– Ты думаешь, что я могу струсить? – я смеюсь.
– Ну, когда я заставляла тебя надеть ролики, ты был готов сбежать.
– Нет, это не правда, – я мотаю головой и поджимаю губы.
Трусом я никогда не был.
– Правда. Ты был напуган, как мальчишка. У тебя на лице все было написано, – она смеется, потом замолкает, и хмурится, – Неужели для тебя так страшно открывать вид делать что–то новое?
– Я не хотел сбежать. Я просто боялся ударить в грязь лицом. В прямом смысле.
– Боялся упасть?
– Ага.
– Но почему? Ты боишься боли?
– Нет. Я боюсь падать.
Дана пожимает плечами, и хмурится еще сильнее. На ее лбу появляется тонкая морщинка. Забавная.
– Падать не страшно, Эрик. Страшно терять что–то, чем ты дорожишь больше жизни.
– Ты так говоришь, как будто знаешь, что это такое.
– Знаю.
– Да, твои родители, – я осекаюсь, – Я забыл.
Как я мог забыть?
– Мои родители… Ну, это было ожидаемо. Мама долго болела, а отчим слишком сильно ее любил. Я не была удивлена, когда он заболел следом, и ушел за ней. Я была к этому готова.
– Но все равно это больно – терять близких.
– Наверное. Я уже не чувствую боли. Просто живу дальше.
– Ты странная, тебе говорили об этом?
– Да, миллион раз, – она наконец–то улыбается.
– Жаль, хотелось быть оригинальным, – я смеюсь и смотрю на часы. Почти полночь. – Скоро начнется.
– Включай звук.
Я нажимаю кнопку на пульте, и телевизор начинает разговаривать.
Да, мы сидели с включенным телевизором, но с выключенным звуком. Я никогда раньше так не делал. Дана сказала, что нет смысла слушать рекламу или маловажную информацию. Какой толк, если я буду знать, что Олвейс не протекают или Чаппи – лучший корм для собак? Я согласился, выключил звук и даже не обращал внимания на телевизор.
Мы посмотрели одну игру, и я начал втягиваться в процесс. Было что–то интересное в том, как мужики бегают по полю за мячом, честно. Я искренне кричал «Гол!» и расстраивался, если мяч пролетал мимо ворот. Это было здорово. Я никогда не думал, что смогу так просто сидеть на своем диване и смотреть футбол. Я никогда этого не делал.