– Постой! – вдруг перебила она меня. – Мне кажется, мы что-то упускаем. Расскажи мне, пожалуйста, подробнее про старшую Макарову.
– Ольгу Васильевну? – удивилась я. – Зачем? Она безобидная старушка, склонная к ипохондрии. Экстравагантная, конечно, но на роль убийцы никак не тянет.
– Ну‑у‑у, – протянула Ангелина, – в любом запутанном детективном романе именно такие безобидные старушки, Божьи одуванчики, чаще всего и оказываются коварными преступниками.
Прыснув от смеха, я покачала головой:
– Так-то в детективах, а у нас жизнь. Нет, я больше склоняюсь к версии, что за всей этой историей стоит Семавас. Как-то оно ближе к реальности.
– Как знать, как знать, – задумчиво проговорила женщина и сплела волосы в тугой узел, – я бы не стала так опрометчиво сбрасывать бабушку со счетов. Тем более что ее алиби, я думаю, вы проверить не удосужились?
– Нет, конечно, – растерянно проговорила я. – Да и зачем? Ни у кого из Макаровых не было мотива убивать шефа. Он всего-то оформил завещание, по которому, к слову, все имущество отходило дочери. Да и документ, к тому же, отыскался, что только подтверждает незаинтересованность женщин этого семейства в смерти нотариуса.
– А что если это не тот документ? – глаза Ангелины заблестели от азарта. В тот момент она походила на охотничью собаку, взявшую след.
– Как это? – удивилась я?
– А вот так это. Что, если тебе показали не тот экземпляр завещания. Представь – отец изъявил иную волю, оставив все свое имущество загадочному внебрачному ребенку, к фигуре которого мы, кстати, еще вернемся чуть позже. Подобное положение дел не устроило мать и дочь или только старшую Макарову, коль уж у ее чада имеется алиби на вечер убийства, хотя это, к слову, тоже весьма подозрительно. Так вот добрая старушка не желает лишать свое дитя положенного ей имущества и поэтому убивает нотариуса, крадет завещание, а тебе подсовывает старый его экземпляр.
– Нуууу, – протянула я, – красивая версия, не спорю. Только не забывай, что старик Макаров не Рокфеллер и даже не дальний родственник Абрамовича. Все, что он оставил после себя – долю в квартире, весьма, кстати, убогой. А изложенная тобой версия больше тянет на детектив Агаты Кристи, в котором речь идет о последней воле старого графа, как минимум.
– Не скажи, – Геля налила чай в блюдце и шумно сделала глоток, напомнив мне купчиху, как их изображали в старых советских кинофильмах. Это так не вязалось с ее образом, что я прыснула в кулак.
– Ты чего? – удивленно спросила Геля, – ах, это, – понимание промелькнуло в ее глазах, – должны же быть у женщины маленькие слабости, – она задорно мне подмигнула. – В общем, я за то, чтобы проверить старушку. Мой опыт читателя женских детективов свидетельствует о том, что именно такие «темные лошадки» и оказываются в итоге коварными злодеями.