— Зато я спас от смерти Валентину! А что касается тех, кого ты назвал, я всю жизнь раскаиваюсь в содеянном и буду раскаиваться до конца своих дней! — ответил Монте-Кристо и, повернувшись к прокаженному спиной, направился к Гайде. Впрочем, слова, сказанные прокаженным, заставили его остановиться на полпути.
— Раскаиваешься? Как бы не так! — кричал Бенедетто. — Разве ты не купаешься в роскоши, разве не выбрасываешь каждый год миллионы? Разве ты не живешь в свое удовольствие с красавицей женой? И это ты, ханжа и лицемер, называешь раскаянием?
Из груди графа вырвался крик — крик отчаяния, крик безумия. Не помня себя от ярости, он с бешеной скоростью, словно выпущенный из пращи камень, ринулся назад и одним прыжком преодолел казавшееся неодолимым препятствие.
Все произошло так стремительно, что Бенедетто растерялся. Едва он успел вскочить, как граф уже стоял в трех шагах от него.
— Отдай мне сына! — вскричал Монте-Кристо. — Отдай сына!
В следующий миг между ними завязалась борьба. Увидев такой оборот, матросы и Тордеро, до сих пор державшиеся в некотором отдалении, поспешили на помощь графу. Бенедетто защищался от обладавшего недюжинной силой графа с таким упорством и такой бешеной энергией, какие в нем трудно было заподозрить. При этом он так крепко прижимал к груди ребенка, что мог невольно задушить его. Ребенок мешал прокаженному сопротивляться, вынуждая действовать всего одной рукой, и под натиском графа ему приходилось отступать к краю расселины. Когда подоспевшие матросы собирались всадить в него кинжалы, Бенедетто отчаянным, нечеловеческим напряжением всех своих сил вырвался из железных объятий графа и вместе с ребенком бросился в пропасть…
Гайде первой оказалась на дне расселины у трупа Бенедетто, так и не выпустившего из рук ребенка. Малютка был мертв. Потрясенная смертью сына, несчастная мать лишилась чувств.
Вскоре матросы вынесли на берег носилки с бесчувственной Гайде и погибшим ребенком. За носилками неотступно следовал убитый горем граф.
Носилки перенесли в шлюпку, и матросы взялись за весла. Лодка двинулась к выходу из пролива Сан-Бонифачио. Старого рыбака щедро наградили и высадили на родном побережье, где он спокойно прожил более шестидесяти лет, размышляя об удивительных событиях, очевидцем которых ему довелось быть. Когда вдали заметили яхту, уже настала ночь. По сигналу со шлюпки яхта приблизилась. Гайде к этому времени уже пришла в себя и настолько оправилась, что при поддержке двух матросов смогла самостоятельно подняться на палубу, держа на руках погибшего Эдмона.