– Ну, дык, с возвращеньицем, стал быть. Удачно сходили?
– Как сказать, – буркнул Гурский, устало усаживаясь на землю и приваливаясь к комлю дерева. – Живы остались – и ладно.
– Слыхал стрельбу, слыхал. Ночью звук-то далече разносится. – Усмехнувшись в усы, старый артиллерист вопросительно взглянул на меня. – Да и бочина у командира вон, вся кровушкой пропиталась. На германцев напоролись?
Пожав плечами, ответил:
– Было дело, Архип Петрович. Но отбились, сам видишь, заодно и шестерых немцев положили. Ты вот что, старшина, Валюшу тревожить не стоит, пусть до побудки отдыхает, а вот ее медицинскую сумку принеси. Перевяжу командира.
– Сделаем, – степенно кивнул тот. – Заодно посты проверю, в аккурат менять пора. А лейтенанта-то будить?
– Якунова? Нет, пусть пока отдыхает, закончу с перевязкой, сам растолкаю. Ступай.
Как следует обработав рану – поручик шипел от боли и сдавленно матерился под нос, – я наложил повязку и, заставив Гурского сделать пару глотков спирта, устало присел рядом. Поначалу поручик пить не хотел, так что пришлось провести короткий ликбез относительно того, что сейчас для него алкоголь – исключительно противошоковое и анестезирующее средство, а вовсе не то, что он подумал. Хлебнув следом из танкистской фляги – ну не фрицевский же эрзац-шмурдяк с гордым именем «шнапс» пить? – я несколько секунд молчал, наслаждаясь разливающимся в брюхе теплом, затем, вспомнив кое о чем, вернул поручику брошку:
– Держи и больше никому не отдавай. В мистику я не верю, поскольку человек верующий, но факт, как говорится, остается фактом. Отдал ее мне, вот и получил пулю в бочину. Так что храни при себе, как матушка и советовала.
– Спасибо. – Поручик бережно взял брошку, привычным жестом провел пальцем по поверхности алого камня и убрал в левый карман гимнастерки, поближе к сердцу.
А я задал давно интересующий меня вопрос. Шепотом, разумеется:
– Слушай, ваше благородие, вот не дает мне покоя та шишка, что должна куда-то там проехать. Ты на фронте человек опытный, не то что я: как считаешь, что ж такого могло случиться, если фриц рискнул затемно в путь отправиться? Ночью они не воюют и по дорогам, тем более таким захолустным, не шляются, поскольку боятся, отсюда и вопрос.
Поручик криво усмехнулся:
– Да я, Виталь, и сам голову ломаю. Единственное мое предположение, что это неким образом связано с нашим пленником. Если, конечно, наши не прорвали фронт и не нанесли неожиданный контрудар, что вряд ли – насколько помню твои объяснения, дело обстоит как раз наоборот. Так что сам посуди: захватила группа немецких пластунов – ну, или как там у них отряды спецназначения называются – офицера такого уровня, как сын руководителя целой страны. Куда его дальше девать? Сначала, понятно, в расположение ближайшей армейской части, поскольку места болотистые и самолету не сесть. А ведь он в концлагерь не сразу попал, сначала его в Берлин отправили, надеясь использовать для пропагандистской работы. Это то, что я успел вычитать из этого, как бишь его, Интернета.