У бывшей княгини, дочери врага народа, такого будущего не было, а если и было, то только в лагере, за колючей проволокой. А это почище любого немецкого плена. Единственное, что еще останавливало, судьба сестры. С тех пор, как они нашли друг друга под Курском, она не могла не думать о Лизе, о том, что будет с ней. Хотя сомнений особых их перспективы не вызывали — примерно то же самое, что и с ней самой, — лагерь, унижение, жалкое существование. Не на завод же устраиваться разнорабочей, а больше никуда не возьмут. Не вписались в классовую политику, что поделаешь?
А остаться с фрау Ким Наталье очень хотелось. Она сразу почувствовала в ней и душевную близость, и сердечное тепло и материнскую заботу, которой была лишена в детстве. Она почувствовала в ней опору, возможность начать новую, совершенно не похожую на прежнюю жизнь. Нет, она вовсе не собиралась жить за ее счет, напротив, она бы хотела получить образование, и работать, как она, в клинике. Но разве это возможно? Пустые мечты. Война катится на запад — в Германию, Берлин. Сама она и была бы готова разделить с фрау Ким любую судьбу, но Иванцов, Аксенов, Харламыч, Раиса? Как с ними быть? Бросить их, чтоб немцы нашли и убили. Или забрали в лагеря, где теперь расстреливают и душат без разбора, кого ни попадя. Им фрау Ким не поможет, ее даже слушать никто не станет.
Размышляя, Наталья перевязывала раненых одного за другим, Золтан молча помогал ей, удрученно качая головой. Положение всех троих кроме Харламыча было крайне тяжелое.
— Дочка, дочка, — Харламыч тронул ее за руку. — Ты обо мне не беспокойся, я сам перевяжусь, сила есть. Сама поешь, умаялась уже, да поспи часок.
— Да не до сна мне, Харламыч, — Наталья взглянула на Прохорову. Та завалилась спать рядом с Раисой, ни о чем не думая. — И не до еды. Что дальше делать-то будем? Фронт удаляется, жмет немец. Стрельба уходит, значит, и вовсе нам не дойти.
— Я же говорю тебе, оставь нас здесь. Идите с Надеждой вдвоем. Может, и не придет немец.
— А если и наши не придут, а немец так и останется, — Наталья внимательно посмотрела на него. — Если они прорвут кольцо и войдут в Будапешт, ты тут наших еще год ждать будешь. И неизвестно, как повернется все. «Лейбштандарт» этот вперед уйдет, вместо него, не знаешь, что ли, кто явится? Каратели. Что мы по своим деревням да селам не знаем, как они везде полезут, все прочешут, не только вас всех перестреляют, кто еще не помрет, да и их всех тоже уложат, — она кивнула на хозяйку и ее внуков, — за то, что приют дали. А то впервой нам, не знаем мы, как это бывает?