— Вас спрашивают, мэм, — доложил Фредди.
Джин обернулась. За стеклянной перегородкой в коридоре она увидела Михальчука. Он смущенно переминался, не зная, можно ли войти.
— Входите, Александр, — махнула она ему рукой. — Это не операционная, а всего лишь наш кабинет. Сюда можно.
— Кабинет интересный. Все стены прозрачные, свет с разных сторон. — Саня усмехнулся. — Я таких и не видел никогда. У нас знаете, все еще по старинке. Темнотища. Я пришел узнать, как там мои, из экипажа Петренко. Никто не помер?
— Да нет, все живы и даже чувствуют себя прилично. Доктор Долански прекрасно справилась с их болячками. — Джин кивнула на Мэгги, склонившуюся над экраном лэптопа. Длинные рыжие волосы, упав вперед, закрывали лицо Долански. — Если хочешь знать, — добавила Джин по-русски вполголоса, — она рассталась со своим парнем. Теперь в свободном статусе. Ты ей понравился. Мэгги сказала мне это за столом. Вот спроси у нее, как твои больные. — Джин подтолкнула Саню к Долански. — Она тебе с удовольствием расскажет.
— Да я не понимаю на вашем языке. — Щеки Сани порозовели.
— Я помогу.
— Джин, тут твоя мама на связи, — сообщила Мэгги, вскинув голову. — Она уже звонила утром, но я сказала, что ты на блокпосте.
— Мэгги, сержант интересуется своими ранеными. Разъясни ему ситуацию. — Подходя, Джин подмигнула ей.
— Я не говорю по-русски, — Мэгги тоже растерялась.
— Объясни как-нибудь. — Джин притворно сдвинула брови над переносицей. — Разве ты не умеешь? Привет, мама. — Она подошла к компьютеру и увидела на экране лицо Натали. — Как там Кэрол?
— Все также. Увы. — Натали вздохнула. — Мы продолжаем бороться. Я все время рядом с ней. Сейчас крайне важно не допустить осложнений. Иммунитет очень сильно снижен. Любая инфекция может оказаться смертельной. Каждый ее день — победа для нас.
— Я понимаю, мама. Меня еще интересует Джек.
— Он все время рвется к матери, но я не могу впустить его надолго. Правду сказать тоже пока не могу. Просто нет сил. Он что-то подозревает, переживает. Я чувствую это, но не нахожу слов. Ты знаешь, он все еще переживает смерть отца. У меня не поворачивается язык. — Натали вздохнула. — Я вспоминаю его деда, лейтенанта Джека Тобермана, во Вьетнаме. Мы сидели с ним в траншее на этой высоте, а на нас шли две северовьетнамские дивизии. Казалось, все было вчера, а прошло уже столько лет. Джек похож на него, причем как две капли воды, и улыбается также. Только улыбается он теперь очень редко. Мадам Маренн нашла бы слова утешения для него, но я их не знаю. — Натали запнулась. — У меня нет таких слов. Я не могу лечить как она, лечить тела, лечить души.