Он берет меня за руку.
— Спасибо, что рассказала мне про Лукаса. Как бы мне хотелось с ним познакомиться.
Я шмыгаю носом.
— Ты немного мне его напоминаешь. Может, именно поэтому мне так хорошо с тобой.
Он улыбается и крепко сжимает мою руку.
Я снова шмыгаю и глубоко вдыхаю.
— Хочешь войти? Мне правда надо высморкаться. — Как унизительно это озвучивать, но он не смеется. Только кивает и помогает мне встать со стула.
Как только оказываемся в комнате, я несусь в ванную. Сначала отворачиваюсь от зеркала, но заглядываю в него, как только очищаю свои носовые пазухи. Я похожа на монстра. Лицо бледное с красными пятнами на щеках и вокруг глаз. Знаю, что, когда плачу, выгляжу как уродина, но это возмутительно. Промываю лицо холодной водой, хоть и не уверена, что это как-то спасет ситуацию. Просто видела, что так часто поступают в фильмах, поэтому это кажется мне правильным. Привожу себя в порядок и возвращаюсь в комнату.
Карсон сидит на полу, прислонившись спиной к кровати и с гитарой на коленях.
— Урок игры на гитаре поднимет тебе настроение? Уверен, что достаточно облажаюсь, чтобы заставить тебя смеяться.
Слегка хихикаю и сажусь рядышком.
— Сейчас как раз подходящее для этого время.
Он проводит пальцами по моей щеке.
— У тебя красивая улыбка. Ты должна почаще улыбаться.
Мои щеки краснеют, и я сосредотачиваюсь на том, чтобы достать гитару, пытаясь отвлечься от очень сексуального парня, который сидит рядом. От очень сексуального парня, которому нравится прикасаться ко мне, держать меня за руку, говорить комплименты моей работе и гулять со мной. Это нереально.
— У тебя крутой футляр, — говорит он.
Я смотрю на потертые наклейки разных групп. Под ними едва различим черный футляр. Я собирала их с начала учебы в девятом классе. Некоторые из них настолько потерты, что даже не могу сказать, какая группа на них изображена.
— Спасибо.
Моя гитара выглядит точно так же, как и в последний раз, когда я на ней играла. Старая, но идеальная. Достаю ее и пробегаю пальцами по блестящему дереву. Я не играла с той ночи, как умер Лукас. С того последнего раза, когда он был в сознании. Он раз за разом повторял, что есть в этом что-то успокаивающее, и всегда просил меня сыграть для него, особенно ночью. Музыка помогала ему спать, и я до сих пор помню его умиротворенное лицо, когда он слушал, как я играю.
— Ты в порядке? — спрашивает Карсон.
— Да. Просто… — Провожу пальцами по струнам, но не перебираю их. — Последний раз я играла в ночь, когда умер Лукас. Ему всегда нравилось слушать меня, и он хотел, чтобы последнее, что он услышит, была моя музыка. — Поигрываю одной струной. — Я пытаюсь уговорить себя снова играть.