Двигаясь на юг, на Ноф-Одли-стрит, Доминик усмехнулся. Как это похоже на Артура – найти идеальное решение проблем этой девушки. А заодно и Беллы. Все кусочки головоломки встали на свои места, а значит, и сам он должен испытывать чувство довольства собой. Но вместо этого Доминик ощущал необычное раздражение. Он перестал улыбаться и нахмурился.
Мимо скромно прошел ночной сторож, не желая беспокоить такого высокопоставленного и явно чем-то недовольного джентльмена. Доминик слышал его шаги, но не подал вида.
Отчего же он испытывает разочарование и раздражение? Он вращается в светских кругах уже двенадцать лет. Почему этот образ жизни вдруг потерял для него свою прелесть? В сознании всплыли обстоятельства, вынудившие искать убежища в сельском поместье: блеск и лоск обитателей Карлтон-Хаус[10], скрытые пороки, предсказуемость, лживость большинства приближенных регента. Но даже Кэндлвику не удалось улучшить настроение Доминика. Хотя спокойствие деревенской жизни расслабляло, огромный дом казался одиноким и пустым. Прежде Доминик никогда этого не замечал, теперь же тишина действовала на него угнетающе.
Впереди показался угол Гросвенор-сквер. Доминик свернул влево и, перейдя дорогу, оказался у обнесенного оградой сада. Хотя ворота на ночь запирались, это никогда не останавливало его, если возникало желание прогуляться по ухоженным лужайкам при лунном свете. Привычно перемахнув через железный забор, Доминик зашагал по направлению к своему городскому особняку, расположенному на южной стороне площади. Заткнув трость под мышку, Доминик спрятал руки в карманы пальто, а подбородок – в складки шейного платка. Если бы он до сих пор находился на попечении своей старой няни, она посоветовала бы ему принять порошок доктора Джеймса. На самом деле им владело уныние.
Тут перед его мысленным взором предстала пара ореховых глаз Джорджианы Хартли, а вслед за глазами – и вся она целиком. Доминик не мог взять в толк, отчего ее образ преследует его. Он же не неоперившийся юнец, падкий до женских прелестей. На протяжении вечера он едва ли обмолвился с ней парой фраз, но постоянно ощущал ее присутствие, изменение выражения лица, каждое движение тела и сказанное ею слово.
Под ногами шуршала опавшая с буков листва. Доминик остановился и посмотрел на свои сапоги с налипшими на них желтыми листочками, напоминающими сияющие в свете свечей золотистые локоны. Он тряхнул головой в попытке избавиться от, как он счел, атаки слабоумия.
Вознамерившись заставить свой рассудок нормально функционировать, Доминик вынул руки из карманов и расправил плечи. В десять широких шагов он подошел к забору и снова перемахнул через него, оказавшись на тротуаре. Он решил, что несколько дней – и ночей тоже – в обществе Элейн Чэнгли исцелят его от проявления идиотских фантазий. Шагая по мощеной мостовой, Доминик пытался воскресить в памяти образ леди Чэнгли, такой, какой он видел ее в последний раз, раскинувшейся на смятой постели, с которой только что встал сам. Однако амбиции Элейн не отставали от ее чар. Будучи знакомым и с первыми, и со вторыми, он не обращал на них внимания. Подходя к парадной двери своего дома, Доминик улыбался.