— Тьфу, дура, — проворчал Фрол Максимович, проходя мимо.
Дымка оставила бурундуков в покое и вскоре напала на след, который привел ее к заваленному буреломом стыку оврагов. Невдалеке, на мысочке, вокруг исковерканного грозой старого кедра вся земля была изрыта — мелкие ямки шли в шахматном порядке. Видя, что ямки привлекают внимание Фрола Максимовича, Дымка обнюхала каждую, потом кинулась в штольню, заложенную в конце оврага. На сырых, охолодевших под землей крепях сохранились едва уловимые запахи человека, недавно побывавшего здесь. Он зачем-то выбивал стойки и ощупывал руками нижние углы рассечек.
Что он тут искал? Выйдя из штольни, Фрол Максимович шагнул дальше, и тут ему попался на глаза кусок истлевшего брезента. На брезенте — ржавые отпечатки. По ним нетрудно было угадать, что в брезенте хранились обрез и пара стволов курковой централки.
Недалеко от штольни, в кустах, Фрол Максимович нашел разбитую централку. В ржавых каналах стволов были заметны поблескивавшие золотом полоски: крупная россыпь высокой пробы хранилась в них.
— Дымка, след… — сказал он, показав собаке на отпечатки медвежьих лап и резиновых сапог.
Дымка, немного покрутившись возле штольни, повела Фрола Максимовича прямо к лесосекам. Фрол Максимович прибавил шагу.
2
Он не ошибся: Семка Корноухий, старик Пимщиков и его сын Андрейка пробирались в этот час к старой протоке, что ниже зимовья Девяткиной. Они торопились. Надо было сбить плот и, как только поднимется река, уплыть отсюда.
Приспела пора убираться Пимщикову из этого района. Он ждал, когда сойдет снег, чтобы разыскать золото, спрятанное здесь в потайных местах еще в первые годы советской власти. Он сбежал отсюда с бандой колчаковцев в двадцатом году и вернулся сюда прошлой осенью вместе с сыном, дезертировавшим с фронта. Но вот снег сошел, а найти потайные места не удалось: отдельные участки оказались под старательскими разработками, кое-где Пимщиков не нашел даже меток, которые оставлял на деревьях. Только вчера вечером он разыскал в штольне обрез и стволы централки, наполненные крупной россыпью.
Семка успел взглянуть одним глазком, какой заряд высыпал Пимщиков из стволов: крупная россыпь фунта на три, не меньше.
И спросил невинным гоном:
— Где вы такое крупное золотишко добывали?
— Нет у меня никакого золота, — сердито буркнул Пимщиков и, помолчав, предупредил: — Молчи. Нечего нам теперь здесь делать, надо уходить…
Только сегодня Семка понял, что зря послушал этого старика — сбежал от лесорубов к Андрейке и почти ползимы скрывался в тайге, доставал для дезертира провиант. А какая от этого польза? Пимщиков обещал отвоевать для Семки третьяковский шурф, а теперь сам сбежал. Нет никакой выгоды оттого, что живешь чужим умом. Надо жить по-своему. Надоело возиться с бревнами в лесосеке — эка беда. Прикинулся больным — никто не заставит надрываться.