Здесь же кучились вооруженные карабинами и фаустпатронами большие группы чиновников имперской канцелярии и главного телеграфа. «Эти тоже будут сражаться с русскими насмерть, — подумал Зейдлиц. — Кажется, им не на что надеяться, кроме предстоящего сражения. Сдаться в плен им не позволят: только подними руки, и в ту же секунду твою спину прошьет дежурный пулемет. Есть такой приказ. В нем сказано: «Трупы расстрелянных дежурными пулеметами не убирать». Пусть все видят, что ждет тех, кто поднимет руки. Это страшно! Раньше было иначе. В течение всей войны действовал строгий приказ Гитлера: не оставлять на поле боя убитых, погибший любой ценой должен быть доставлен к месту погребения».
Но майор Зейдлиц предпочитал остаться в живых.
«Кого же послать вместо себя в Мекленбург? Едва ли это легкое дело — пробраться через позиции русских, которые уже заняли Шенеберг. Потом — Потсдам, потом — метаться по лесам… Нет, нет, мне невозможно покинуть Берлин. Надо попросить Шульца. Шульц выполнит с честью поручение. Он смелый, решительный, преданный Германии воин. А если погибнет — вечная ему слава. Так и доложу доктору Геббельсу: послал двоюродного брата…»
Задержавшись на несколько минут в подвале какого-то дома, Зейдлиц отвел Шульца в сторону:
— Слушай, я доверяю тебе великую тайну. Поклянись, что сохранишь.
— Клянусь.
— Фюрер уходит от нас. Он оставляет вместо себя доктора Геббельса и Бормана… Тебе, Шульц, поручаю передать новому президенту Деницу вот эту секретную директиву.
Зейдлиц вынул из потайного кармана твердый хрустящий пакет.
— Не смогу, — ответил Шульц.
— Почему?
— У меня личное поручение Геббельса.
— Тише… Какое?
— Вот, — из своего потайного кармана Шульц вынул секретный приказ за подписями Геббельса и Бормана.
— Ты заслужил это доверие… Иди в строй.
Зейдлиц подозвал к себе другого телохранителя.
— Мне лично Геббельс поручил сопровождать тебя, майор, до Александерплац, где ты должен спуститься в канализационную трубу. — Телохранитель протянул ему приготовленные по заданию Геббельса костюм трамвайного кондуктора и паспорт на имя жителя Потсдама.
Зейдлиц рассердился: «Ему поручено сопровождать меня до Александерплац. Дальше он не пойдет, опасно, там русские. Значит, этому хаму приказано бросить меня на растерзание русским, а сам он уцелеет? Не выйдет!»
Входя в развалины глубокого переулка, Зейдлиц, будто поскользнувшись, взмахнул рукой, и блеснувший в темноте нож вонзился в левый бок спутника.
— Не доверяешь? Получи еще…
Обыскав убитого с ног до головы, Зейдлиц отобрал у него около трех тысяч марок и связку золотых колец.