— Гиммлер — предатель. Он давно задумал заключить сепаратный мир с западными державами. Это одна из причин самоубийства фюрера. Перед смертью фюрер искал повод для заключения мира в первую очередь с Россией.
— Свежо предание, да верится с трудом.
— Война Германией проиграна. Правительство решило просить советское командование о перемирии.
— Поздно спохватились.
— Мне поручено начать переговоры об условиях капитуляции.
— Никаких условий, — перебил Кребса Бугрин, — только безоговорочная капитуляция!
Кребс, помолчав, сказал:
— Невозможно принять решение о полной капитуляции без сообщения Деницу всех обстоятельств.
— Но вы, кажется, уже послали Деницу завещание Гитлера, — вскользь заметил Бугрин.
Это должно было насторожить Кребса, но он сделал вид, что ничего не знает, и ответил:
— Для Деница это будет полной неожиданностью. Ему еще неизвестно о завещании. — Прикинувшись, что раздумывает, он сказал осторожно: — Я склонен опасаться, как бы не образовалось другое правительство, которое пойдет против предсмертных решений фюрера. Я слушал радио Стокгольма. Мне показалось: переговоры Гиммлера с союзниками зашли уже далеко… Мы предпочитаем вести переговоры с Россией.
— Я так и понял ваш ход. — Бугрин намекал, что хитрость гитлеровского генерала разгадана.
Но Кребс невозмутимо продолжал:
— Мы просим признать новое правительство и начать переговоры в Берлине тотчас же, как только прибудет Дениц.
— Пожалуй, он не будет спешить в Берлин. Проще говоря, вы просите прекратить огонь в Берлине на длительное время. Не правда ли? — спросил Бугрин.
— Мы просим признать новое правительство до полной капитуляции, — повторил Кребс.
На переговоры ушел час. Содержание письма Геббельса и смысл разговора с Кребсом Бугрин передал по телефону в штаб фронта.
Наше командование не сомневалось, что в конце войны фашистские главари задумали осуществить свой план столкновения советских войск с американскими и английскими: на Западе уже начались переговоры о сепаратном мире с Германией. Необходимо было сохранять спокойствие и огромную выдержку, несмотря на то, что, казалось бы, еще один удар советских войск по центру Берлина, и фашистское гнездо будет раздавлено. Но этот удар был связан неизбежно с большими потерями, и в первую очередь для немецкого народа. Поэтому все советские воины, от рядового солдата до Верховного Главнокомандующего, честно и серьезно относились к каждому сигналу со стороны немецких войск, к каждому белому флажку, выброшенному населением. Они щадили врага, чтобы не допустить бессмысленного кровопролития: на злобные выстрелы в час прекращения огня отвечали молчанием, на коварную хитрость в переговорах — открытой правдой.