Начальник курсов дал Варе недельный отпуск, и она поехала в Громатуху проститься с родителями.
Скорый поезд Иркутск — Москва остановился на глухой станции в полночь. На перроне ни души: за три с половиной года войны люди уже отвыкли встречать поезда с востока — оттуда некого ждать, все на западе. Вдоль заснеженного перрона столбилась морозная пыль, издали доносились резкие, точно винтовочные выстрелы, звуки: лютовал хиус — трескучий мороз с ветром; лизнет своим ледяным языком лицо — и белое пятно во всю щеку. Варя решительно сдвинула ушанку на лоб, перебросила пушистую косу с плеча за спину и, оглянувшись напоследок на проводника, стоящего в тамбуре возле топки, нырнула в белесую мглу.
Из окна вокзала падал свет, и в его луче заискрилась на платформе, заиграла яркими красками охапка цветов. Словно кинул ее кто-то из темноты к ногам девушки. Нагнись, подними, и лицо твое тронет улыбка радости! Но Варя прошла мимо, знала: это просто клубок проволоки с болтами и шайбами. Так обманчиво шутит здесь декабрь — середина сибирской зимы, месяц самых ярких в году звезд, голубого снега и синего льда, когда разноцветной накипью изморози цветет железо.
Не обнаружив ни машин, ни пеших попутчиков, девушка направилась на окраину станционного поселка, к тракту, что ведет в тайгу. Надо было успеть на перевалочную базу, откуда чуть свет уходят обозы. Она еще надеялась застать Леню дома.
Из заснеженных канав то и дело выкатывались шары перекати-поля. Местами они сбивались в большие черные кучи, как бы собираясь напасть на одинокую путницу, а она шла, шла, изредка оглядываясь назад: не покажется ли попутная машина? Глаза от стужи слезились, золотая пряжа звезд запутывалась в ресницах, и трудно было разобрать, что светится там, на пригорке, — огни машин или волчьи глаза. Пушистые завитки волос на висках Вари стали белыми, будто поседели.
Наконец послышался шум автомобильных моторов. Варя отступила в сторону, подняла руку. Где там! Ночью шоферы даже боятся тени своих грузовиков. Вихрем промчался мимо Вари один, другой, третий, четвертый… И только замыкавшая колонну трехтонка остановилась.
— Эй, кто там… Садись! — Шофер открыл дверцу кабины.
— Спасибо, — задыхаясь от волнения, сказала обрадованная Варя. — Я уж думала, никто не остановится.
— Поллитровкой надо голосовать в такой мороз, тетка.
— Не знала. Теперь буду знать, племянник, — ответила Варя.
Шофер взглянул на нее и прочно замолчал.
Часа через два сизая темнота начала голубеть, лучи фар потускнели, на горизонте засинела тайга. Вот и база. Дальше машины не ходят. Громатуха, как говорится, лежит на краю света, у подножия горы Каскил, добраться до нее нелегко: летом надо преодолеть две гряды высоких гор, а зимой — санной времянкой по застывшей реке.