Вспоминая теперь ту волшебную ночь, Дэвид чувствовал, что его снова уносит вихрь ее изумительной чувственности. Лиза была такой юной и прекрасной, почти неземной, и в то же время так горела страстью и жаждой познания, что даже с расстояния всех этих лет ему по-прежнему казалось, будто она наложила на него какое-то магическое заклятие. Для Дэвида все остальное перестало иметь значение. Он принадлежал ей, а она — ему. Они никогда не пресытятся друг другом, даже если всю жизнь будут над этим биться.
Дэвид не осознавал, что совершенно утратил ощущение того, как он относится к Катрине, потому что кроме мыслей о Лизе им владела лишь отчаянная тоска по невинным капризам и шалостям любимой дочурки. Тем не менее быть рядом с Лизой казалось таким естественным и необходимым, что Дэвид не видел никакого смысла в том, чтобы бороться за сохранение брака.
Поскольку работа в университете и отношения со студенткой, обрывать которые он не был готов, категорически не совмещались, в конце следующего семестра Дэвид уволился. Без сожалений. По крайней мере, сейчас он таковых вспомнить не мог, да и о чем ему было сокрушаться, если он сразу же с головой ушел в проблемы с недвижимостью, чтобы помочь фирме Катрины, занимавшейся дизайном интерьера и балансировавшей тогда на грани банкротства. Там ему дали все карты в руки, и, к своему удивлению, он обнаружил, что жесткая конкуренция в мире коммерции и крупных финансовых операций не только ставит гораздо более сложные проблемы, чем он ожидал, но и пробуждает в нем живейший интерес.
Узнав, что он спасает ее компанию, Катрина сразу же предложила переписать все на него, поскольку, как она заявила, не собиралась возвращаться в Бристоль. Дэвид отказался. Почему? Он не мог толком объяснить это ни тогда, ни теперь. Наверное, ему казалось неправильным, что Катрина так легко от всего отказывается. Или, быть может, желая как можно скорее жениться на Лизе, в глубине души он все-таки сомневался, что такая юная девушка способна на долгие, серьезные отношения. И опять же, ему не хотелось отпускать Катрину и Розалинд. Он почти каждый день разговаривал с дочкой по телефону, но виделся с ней редко и мало, лишь по выходным, когда прилетал в Дублин и находил Катрину в унылом, подавленном настроении, а Розалинд заброшенной и одинокой. Это разбивало ему сердце. Он по-прежнему чувствовал на себе ответственность за них и больше всего на свете хотел видеться с Розалинд каждый день, узнавать, что происходит у нее в школе, выезжать с ней в город и угощать сладостями, читать ей на ночь, как это бывало раньше. Хотя он изо всех сил старался скрыть свою тоску от Лизы, добиться успеха ему явно не удалось. Он до сих пор помнил ту ночь, когда она шепнула ему голосом, полным слез: «Когда-нибудь у нас будут свои дети, и, если к тому времени Катрине станет слишком тяжело, если она не сможет больше справляться с ребенком и депрессией, возможно, Розалинд могла бы жить с нами».