Крейг видел, как он падает, но ум отказывался согласиться с этим. Он не мог думать ни о чем другом, кроме того, что Ля Валере обманул его, подсунув пустой пистолет. Он вспомнил, что сумасшедшие сами придумывают собственные правила, и в этот момент Ля Валере выстрелил вновь и пуля попала в злосчастную вазу фонтана, просвистев в нескольких дюймах от его головы. Справа от него маневрировал Пуселли, выбирая удобную позицию, чтобы покончить с ним, и в руках у того был автоматический маузер, способный выпустить весь магазин, словно миниатюрный пулемет.
Медленно, с величайшей тщательность Крейг прицелился в Ля Валере и выстрелил ему в сердце. Когда тот умирал, на лице его было написано огромное изумление.
Как только Ля Валере упал, открыл огонь Пуселли. Пули большого калибра били по фонтану, но Крейг скорчился у его подножия и слышал, как они летели мимо. Он лежал совершенно неподвижно, и минута прошла в такой тишине, что он слышал тиканье своих часов. Пуселли снова выстрелил, и снова пуля прошла рядом, а он продолжал лежать неподвижно. Наконец Пуселли встал и вышел из-за укрытия, осторожно продвигаясь вперед, держа руку на коробке маузера.
Крейг выстрелил в тот момент, когда Пуселли оказался на дорожке. Это был лучший выстрел в его жизни. Он должен был быть таким. Пуля попала Пуселли в руку, и большой маузер упал на землю. Крейг встал на ноги. Пуселли стоял перед ним, шатаясь, и когда Крейг наклонился и поднял пистолет, он продолжал качаться. Крейг чувствовал, как волны слабости заливают его, и усилием воли заставил себя устоять.
— Ты — дурак, — закричал он. — Идиот. Если бы вы играли честно, я намеревался умереть. Вы — безмозглые подонки. Почему вы решили меня обмануть?
Пуселли прижал к себе раненую руку.
— Я не хотел этого делать, — простонал он. — Я собирался сам тебя прикончить. Это все Ля Валере с идеей дуэли. Он у нас был джентльменом. — Он буквально выплюнул это слово.
Крейг сказал:
— Мы вернемся в дом, и ты поговоришь с Дюкло. Обсуждать здесь нечего. Просто делай что говорят.
Пуселли заглянул в глаза Крейга и подчинился. Альтернативой могла быть только смерть, и он понял это.
Дюкло чувствовал себя великолепно. Симпатичные девушки, важные мужчины были в его власти. Черный и цветной вели себя скромно и послушно, и это было правильно и справедливо. Его пистолет был символом его власти, его скипетром, и до тех пор, пока он держал его в руках, все повиновались ему. Это было хорошо; это было просто великолепно. И он держал его, наведя на девушку. Это было совсем замечательно. Когда раздались выстрелы и все подняли головы, все, что нужно было сделать Дюкло — просто поднять пистолет на пару сантиметров повыше, и снова все замерли, став еще более послушными.