— Ты совсем забыл меня, Максим! Третий раз уже к отцу заезжаю, пару раз тебя видела, а ты — будто бы весь в каких-то важных и неотложных делах — прямо совсем меня не замечаешь! Обидно, между прочим!
— Я был в самом деле занят, досточтимая, — да, разок попадалась в поле зрения, но ведь и дела же, да и просто — ну её на хрен, а вот что за другой раз — хоть пытайте, хрен вспомню! На службе же, в натуре, не до стерв финикийских!
— Ну, вот, опять досточтимая! Мы ведь с тобой, Максим, совсем иначе уже, помнится, общались! Да и ты ведь давно уже непростой человек и нам не чужой — к чему церемонии между своими? Тебя нельзя надолго в Испанию отправлять — ты там опять дичаешь, хи-хи!
— Мириам, я ведь загружен по службе и по делам вот так! — я чиркнул ладонью по горлу для наглядности.
— Какая служба? Какие дела? Ты же не рядовой солдат, а начальник, большой и уважаемый человек! У тебя теперь свои солдаты есть, а дома и на вилле — рабы!
— Ты считаешь, что начальник свободнее подчинённых ему людей? Если бы! Солдатом я был свободнее! Получил приказ, выполнил его, доложил — и ни о чём больше голова не болит, начальство на то есть! А тут — думай, планируй, принимай решение, командуй… Ошибся, не учёл чего-то — люди погибнуть могут. Свои, не чужие!
— Ты прямо как отец говоришь…
— От мужа ты разве не то же самое слыхала?
— От мужа? Ну, мне как-то и никчему было! Скучные у него какие-то дела! У тебя — интереснее. Вот, поговорила с тобой совсем немного, и уже кое-что новенькое для себя узнала, хи-хи! Ну-ка, Миркан, погуляй пока по саду — нам с дядей Максимом поговорить надо, — и она махнула рукой своей ливийской рабыне, чтоб присмотрела за ребёнком.
Её четырёхлетний примерно пацан побежал по аллее сада, служанка побежала за ним, а довольная Мириам присосалась к кальяну.
— Славный мальчуган, но иногда от него так устаёшь! Да и не покуришь при нём конопли — дурной пример, хи-хи! Сам не хочешь курнуть? Ах, да, я ж и забыла — ты не по этой части. Теперь, я слыхала, ты куришь уже не те гнусные ивовые листья, а отцовскую заморскую траву, от которой ещё сильнее дерёт горло? Это мне тоже трудно понять, но хотя бы уж редкая и престижная диковинка. Видно хоть, что уже остепенился и вышел в люди.
Как и в один из прошлых разов, мне было предложено присесть на скамью, а сама она так и осталась развалившейся на коврике с подушками, только на сей раз на ней не было даже просвечивающей ткани — она её сверху вообще спустила, оставшись лишь в открытом лифе, ничего не закрывавшем, а только поддерживавшем формы. Ну и расположилась относительно скамьи так, что как раз на ейных формах взгляд невольно и фокусируется. Лежит себе непринуждённо в эдаком виде, да чисто символически дорогущим веером из привозных павлиньих перьев обмахивается: