Богатырская история (Алеников) - страница 52

Каких только часов тут нету: обычные наручные, карманные на длинных цепочках и с крышечками, песочные, настенные, часы с кукушками и без, часы-будильники и даже солнечные часы. А также затесавшийся в эту компанию нахохлившийся петух, гордый гребень которого уныло повис.

И вот все эти часы с грустным перезвоном поют следующую печальную песню:

Мы истерзаны, переломаны,
Навсегда мы здесь замурованы.
Нам не выйти отсюда никак,
Тик-тик-так, так-так-тик, тик-так-так.
Долго мучали нас, разбивали нас,
И толчёный кирпич засыпали в нас,
Мы теперь не часы, мы лишь брак,
Тик-тик-так, так-так-тик, тик-так-так.
И никто из беды нас не выручит,
И никто никогда нас не вылечит,
Мы пропали, погибли за так,
Тик-тик-так, так-так-тик, тик-так-так.

И вот, пока они так пели, где-то высоко наверху заскрипели ржавые петлицы тяжёлой железной двери, и оттуда послышались шаги.

А вскоре свет фонарика, который держала в руке мерзкая Сокивкенс, осветил стёртые каменные ступеньки, а потом перенёсся на изуродованные часы.

– Вниз шагом…арш! – раздался гнусавый голос колдуньи.

Прямо перед Сокивкенс, уткнувшись куда-то в пространство невидящим взглядом, шагал Тик.

– Не спотыкаться! – покрикивала сзади отвратительная колдунья. – Так, молодца! Ещё три ступеньки! Прямо шагай! Налево! Ну всё, вот мы и на месте. Пришли, стало быть.


Колдунья с усмешкой оглядела испорченные притихшие часы.

– Что, голубчики, песни поёте? Пойте, пойте, я не возражаю. Даже напротив, одобряю. Раз поёте, значит, ещё не до конца сломаны. А молчите – кто вас разберёт! А я вот вам товарища привела. Всё веселее будет! Ты, Тик, становись сюда! Вот так! Давай-ка мы тебя привяжем!

Тик безмолвно повиновался.

Колдунья ловко привязала его к торчащим из стены кольцам.

– Вот и славненько, – захихикала она, потирая руки. – Ладненько, пойду-ка ещё погляжу. Вдруг где какие часы остались. Ну, а потом уж будем отдыхать! Столько, сколько душе угодно. Хе-хе-хе! Как говорится, сделал дело – гуляй смело! Эх, бабка, – погладила она себя по косматой седой голове, – вот умница, вот разумница, в твои-то годы такие дела ворочать! Не скучайте, мои родненькие! Скоро вернусь! – пообещала Сокивкенс и заковыляла вверх по лестнице.

Но потом, вспомнив что-то, приостановилась.

– А ты, Тик, можешь проснуться! – проскрипела она. – Раз, два, три! Проснись – не ленись! Чувствуй себя как дома!

И снова, гнусно захихикав, колдунья наконец удалилась.

Сверху донёсся скрип несмазанной двери, а потом звук закрываемой железной щеколды. Затем всё стихло.



Тик с удивлением всматривался в окружающий его полумрак.