— Кое-что я знаю, — сказал я.
— Ему хотелось бы родиться в почтенной зажиточной семье, — продолжала она, — ты знал это? Зачем, одному богу известно. Ему хотелось бы, чтобы он кончил привилегированную школу и чтобы его родители имели дом в Лондоне и поместье в Суррее. И он придумал себе таких родителей. Рассказывал мне о них перед тем, как мы поженились. И я, дурочка, верила ему. Верила ему в течение многих месяцев.
— Я тоже верил, — сказал я, — в течение нескольких лет. А вот Хант заподозрил его раньше, чем я.
— Я все время наталкивалась на странные мелкие противоречия, — продолжала Одри. — Он забыл, например, как фамилия директора школы, в которой он учился. Это удивило меня. Потом я никак не могла встретиться с его родителями. Он сказал, что они порвали с ним из-за того, что он женился на мне. Но письма продолжали приходить из Саутси. Я ничего не могла понять. Однажды я увидела подпись. Тогда я прочитала письмо… я никогда не отличалась излишней щепетильностью и не скрывала этого. Письма были от его матери. Тогда все выяснилось. Я не знала, говорить ли ему, что я разоблачила его. В конце концов я сказала.
— И как он вел себя? — спросил я.
— Он выглядел, как мальчишка, которого поймали на месте преступления. У него был такой затравленный и сконфуженный вид. А потом… — ее губы дрогнули, — потом он расхохотался.
— А ты?
— Я ничего не могла с собой поделать, я тоже расхохоталась. — При этих словах она рассмеялась, я присоединился к ней. С соседних столиков сурово поглядывали на нас, а мы покатывались от неудержимого хохота.
Клоунская манера Шериффа слишком многое превращала в шутку, и все, что нам оставалось, это весело хохотать.
Одри все еще смеялась.
— К тому же он еще и изменяет мне, — сказала она.
— Зачем ему это нужно?
— Ему нравится быть покорителем сердец. Он не может себе отказать в этом, — с горечью усмехнулась Одри. — Ты помнишь ту девицу, на которую мы наткнулись несколько лет назад? Образцовая английская мисс… мисс Стентон-Браун, так, кажется? Он все еще увлекается такими штуками. Ему нравятся юные, респектабельные и невинные девицы; я не думаю, что он спит с ними. Не думаю даже, что ему очень хочется спать с ними. Почему? Я сама не знаю. Чем больше я вижу, как люди занимаются любовью, тем меньше я понимаю что-либо. Слишком много разновидностей. Мы с тобой были очень молоды, дорогой мой, когда мы говорили о любви и думали, что все понимаем. И мы были очень наивны.
— Разновидность Чарльза мне непонятна, — сказал я. — Платоническая любовь с хихикающими девицами — это не для меня.