— Я буду любить тебя, — сказал я, — пока мы не увидим рассветы везде, где только можно, годы и годы.
— Мы увидим все, что можно увидеть, — сказала она. — Включая рассветы.
— Я бы никогда не поверил, что со мной может случиться такое, — сказал я, — пока я не почувствовал тебя так близко рядом со мной…
— Ты можешь не сомневаться, любовь моя. Я принадлежу тебе.
— Но, не больше, чем я тебе.
— Больше.
— Этого не может быть.
В мире, казалось, не было никого, кроме нас двоих, и мы тоже словно растаяли. Вокруг не было ничего, только приливы шума в ушах и слепящая темнота, из которой мы в конце концов, помимо нашей воли, вынырнули. Мы лежали неподвижно рядом, она повернула ко мне лицо и улыбнулась мне.
5
Мы выдумывали все возможные способы развлечения на этот вечер. Одри с одинаковым энтузиазмом принимала идею пойти в порт, на Сорок третью улицу, в музей мадам Тюссо; в конце концов мы очутились в Гайд-парке, где сидели и слушали оркестр. Смешно, но мне казалось, что исполнялся именно тот торжествующий марш, который звучал внутри меня; легкий теплый ветерок, приносивший мелкие капельки дождя, вызывал у меня желание вздохнуть от избытка счастья. Плечо Одри касалось моего, мы обнаруживали друг у друга забавные слабости и смеялись счастливым смехом влюбленных. Ее развеселил мой галстук, она милостиво прощала мою страсть к крикету (ей было бы гораздо труднее, если бы не тот день у Лорда), она посмеивалась над моими политическими пристрастиями. Тогда я принялся шутить над ее ребяческой гордостью, над ее познаниями в коктейлях, над ее продуманной манерой одеваться небрежно, над тем интересом, с каким она изучала каждую пару, проходившую мимо нас.
— Как ты думаешь, кто они? — спрашивала она. — Наверно, парень от Барнса, подцепивший продавщицу? А может быть, они оба из Фулхема и влюблены друг в друга?
— Конечно, влюблены, — отвечал я.
— Я тоже так думаю, — говорила она, и мы оба улыбались.
— Мы не должны становиться слишком антропоморфистами или эротоморфистами, я уж не знаю, какое еще словечко можно подобрать, — говорил я. — Совсем не интересно, когда вокруг одни влюбленные.
Мне самому стало смешно. Разве мыслимо представить, что кто-нибудь еще может быть так же влюблен, как я в Одри, — вот она сидит рядом со мной, на нее падает свет от фонарей с улицы и нас обдувает теплый ветерок.
Я ревновал ее к прошлому, мне хотелось представить себе ее детство, пробуждение юности, первые помыслы о мужчинах, я хотел знать все о ее семье, выяснить, что она будет делать после того, как мы расстанемся, вообразить каждую минуту ее дня.