И все это произошло после их знакомства с Лоубир, то есть за какую-ту неделю. А сейчас, сказала Тлен, время действия пропуска истекает. В дальнейшем она просит Недертона не упоминать услышанное ни прямо, ни косвенно. И еще она добавила, что завела этот разговор, поскольку опасается за себя, за него и Льва, а также за Флинн и ее близких, которых считает ни в чем не повинными попутчиками.
Недертон (который только сейчас наконец освоился с тем, что не понимает собственных звучащих слов) полюбопытствовал, чего она надеется этим достичь?
Из ответа следовало, что Тлен сама не знает, но чувствовала себя обязанной поделиться. А возможности Лоубир выведывать, кто что сказал, через клептархических тетушек оценке не поддаются. На этом паучок соскочил с его руки и побежал к Тлен.
Потом все трое долго сидели молча. Недертон под столом взял перифераль за руку. Он думал, от каких таких естественных причин скоропостижно умирают в Роттердаме континуумофилы-садисты и как бы случайно не спросить об этом Лоубир. А если она слышала их разговор на тарабарском языке, то, интересно, какие сделала выводы?
89. Стробоскопическая вспышка
Для поездки Гриф велел ей надеть бронекуртку из той же волшебной сахарной ваты. Бертон тоже был в броне, и это его чуть не убило – то, как подкладка мгновенно твердеет от энергии пули. Выпущенная в асфальт под ногами у Бертона человеком, который, вероятно, был уже мертв, когда его палец нажал на спуск, она срикошетила, попала в рукав бронекуртки над левым запястьем Бертона, разлетелась на куски – что-то тоже связанное с физикой сахарной ваты, – и один осколок, отскочив ему в правое бедро, задел артерию.
Все происходило как будто одновременно – позже Томми сказал, так и бывает в перестрелках, когда в них участвуешь. Флинн шла чуть позади Бертона, слева, Кловис справа от нее. Потом Флинн вспомнила, что почувствовала, когда Кловис приняла боевую стойку. Они собирались сесть в машину Томми и поехать к маме – уговорить, чтобы та разрешила ее увезти. Гриф так и не упомянул загадочный тусняк, и Флинн думала еще подождать, а потом спросить снова. Говорил он главным образом про их маму, которая и слышать не хотела о переезде в Виргинию, где, сказал Гриф, у него есть «надежный дом». Литония согласилась поехать с мамой, но та, при всем хорошем отношении к Литонии, отказалась наотрез. Потом за ними заехал Томми. Флинн радовалась, что увидит маму, хотя и не верила в успех уговоров. И еще радовалась, что будет всю дорогу сидеть рядом с Томми, если только туда не придется посадить Карлоса с «булкой» на коленях.