– Что это? – спросила Флинн.
– Наши работодатели.
– Как они платят?
– Мегапал.
– Тебя точно застукают.
– Деньги идут на счет Леона, – ответил Бертон.
Леон служил в армии примерно тогда же, когда Бертон в морской пехоте, но ему инвалидности не дали. «Хрен он докажет, что подцепил свой дебилизм именно там», – говорила их мать. Флинн, впрочем, никогда не считала Леона тупым. Просто ленивым и хитрым.
– Тебе понадобятся мои логин и пароль. Гоп три раза.
Так они произносили его геймтег – «Гаптраз», – чтобы чужие не подслушали.
Бертон вытащил из заднего кармана сложенный конверт, развернул и открыл. Бумага была плотная, светло-бежевая.
– Из фабы? – спросила Флинн.
Бертон достал из конверта длинную полоску такой же бумаги с несколькими строчками напечатанных символов и цифр:
– Если отсканируешь его или вобьешь куда-нибудь, кроме этого окошка, прощай работа.
Флинн взяла конверт со складного обеденного стола, куда положил его Бертон. Это и впрямь была канцелярка Шайлен, лучшая, – такую делали по заказу больших компаний или юридических фирм. Флинн провела пальцем по логотипу в верхнем левом углу:
– Медельин?
– Охранная контора.
– Ты ж говорил, игра.
– У тебя в кармане десять штук баксов.
– Давно ты на них пашешь?
– Две недели. Кроме воскресений.
– И сколько платят?
– Двадцать пять штук за смену.
– Тогда добавь до двадцати. За то, что кину Шайлен.
Он дал ей еще две пятерки.
2. Конфетка со стрихнином
Недертона разбудила эмблема Рейни, пульсирующая за веками с частотой сердцебиения в состоянии покоя. Благоразумно не поворачивая головы, Недертон убедился, что он в постели, один. И то и другое в данных обстоятельствах радовало. Он медленно приподнял голову от подушки. Одежды на полу не было. Очевидно, уборщики ночью вылезли из своего гнезда под кроватью и все утащили, чтобы соскоблить незримый слой отшелушенных клеток кожи, секрета сальных желез, атмосферных частиц, остатков еды и прочего.
– Грязная, – хрипло произнес Недертон, на миг вообразив таких уборщиков для души, и снова уронил голову на подушку.
Эмблема Рейни замигала стробоскопически, настойчиво.
Недертон осторожно сел. Встать было бы свыше его сил.
– Да?
Мигание прекратилось.
– Небольшая проблема, – сказала Рейни.
Он зажмурился, но так осталась только эмблема. Уж лучше с открытыми глазами.
– И это твоя звездатая проблема, Уилф.
Недертон скривился, не ожидая, что гримаса отзовется в голове такой болью:
– Давно ты заделалась ханжой?
– Ты – пиарщик. Она – знаменитость. Это зоофилия.
В глаза словно насыпали песку, к тому же они не помещались в глазницах.