Узбек деловито кивнул и исполнил мою просьбу в лучшем виде. Он покрутил колесико, и тонировка на стеклянной стене, отделявшей нас от кабинки, где сидели хозяева, посветлела. Теперь это было просто затемненное стекло, а вовсе не глухая преграда.
– Спасибо! – поблагодарила я и пригубила томатный сок. Пусть я не слышу, о чем говорят Увеков и Третьяк, позы, жесты и выражения лиц тоже могут многое рассказать.
Попивая сок, я внимательно следила через стекло за разговором хозяев. Третьяк явно чего-то добивался от Увекова. Авторитет подался корпусом вперед. При разговоре он рубил воздух ладонью, аргументируя свои слова, и брови мужчины были сдвинуты, а лоб собран в складки. Предельное напряжение – вот что читалось во всей фигуре Третьяка. Увеков же явно колебался. Он подался назад, откинулся на спинку дивана. Даже руки скрестил на груди, «закрываясь» от собеседника. На уставленный закусками стол оба мужчины почти не обращали внимания. Они явились в ресторан не ради еды, а для того, чтобы поговорить в спокойной обстановке. Третьяк все напирал. Он грудью навалился на стол, и жесты его больших рук становились все более отрывистыми и угрожающими. При этом с лица не сходила вежливая улыбка. Язык тела – это вам не хухры-мухры… к примеру, сейчас я явно видела, что господин Третьяк лжет моему хозяину. Характерные жесты – подергивание пальцами мочки уха, «плавающий» взгляд, широкая, в тридцать два зуба, улыбка при том, что глаза оставались серьезными и злыми… Пусть я не слышала того, о чем говорят мужчины, мне и так все было ясно. Очевидно, в прошлой жизни я умела распознавать ложь и имела представление о психологии невербального общения.
Вдруг Кипчак вскинул голову и посмотрел на меня через стекло. Взгляд его был вопросительным, как будто Аким спрашивал моего совета. Я едва заметно отрицательно качнула головой. Увеков склонил голову набок, точно переспрашивая. Я повторила отрицательный жест. Парни рядом со мной продолжали жрать. Они ничего не замечали. А Третьяк на меня и подавно не смотрел – сейчас он о чем-то беседовал с вошедшим Узбеком, которого перед тем жестом подозвал Аким.
Вот хозяин ресторана вышел, и Третьяк впился взглядом в лицо моего хозяина. Кипчак уверенно покачал головой – отрицательно. Третьяк, не веря себе, переспросил, и Кипчак повторил жест. Третьяк постарался не выдать гнева, но я видела, как заиграли желваки на его щеках и как он смял салфетку в громадном кулаке.
Сразу после этого Аким поднялся. Третьяк больше не пытался его удерживать. Я тоже встала и присоединилась к хозяину. Мы молчали до тех пор, пока наш джип не отъехал от ресторана.