– Поверю на слово. Что произошло?
Она положила капусту на сковородку.
– Срочный заказ, чокнутая невеста, засор туалета. Саманта растянула лодыжку. Илайес заболел. – Она налила себе вина и сделала большой глоток. – Мне нужно расслабиться.
Быстро и ловко нарезала тунца на кусочки и тоже уложила их на сковородку.
– Достань, пожалуйста, из холодильника зеленый лук.
Вскоре комната наполнилась великолепным ароматом жареной рыбы. Джек нарезал лук и теперь ожидал дальнейших указаний.
– Добавь его к капусте, – велела Элли. – И тарелки тоже принеси, если не трудно.
Джек выполнил и это.
– Ты обсудила с мамой переезд?
– Ну, я показала ей само здание и кое-какие наброски нашего архитектора. Ей все нравится, но почему-то совершенно не волнует вопрос денег. Возможно, мыслями она все еще в путешествии.
Да уж, жизнь с каждым днем усложнялась, и самая большая сложность – Джек. Вот он сидит, вытянув длинные ноги, пьет вино и щекочет собаку, но пройдет совсем немного времени, и он уйдет навсегда. При одной мысли об этом у Элли сжималось сердце. Ей никогда не было так страшно. Жизнь без него представлялась немыслимым кошмаром. Неужели она влюбилась?
Неужели? Несомненно! Влюбилась до безумия, до беспамятства. Теперь ее сердце в его руках, и, когда он ее оставит, оно разорвется от горя.
– Ешь. – Она пододвинула к нему тарелку. – Ешь, а то остынет.
Джек тут же внял ее совету и принялся за обе щеки уплетать ужин. Сама она никак не могла заставить себя съесть хоть кусочек.
– Кстати, твоя мама звонила в булочную, – вспомнила Элли.
Джек нахмурился:
– Что? Чего она хотела?
Элли улыбнулась:
– Очень приятная женщина. Мы немного поболтали, и…
– И она выяснила всю необходимую информацию. Я сказал ей, что живу у тебя, вот она и звонит. – Джек печально вздохнул. – Ее можно понять. Единственный ребенок в семье, еще и болел долго. Конечно, она надо мной трясется. Ужасно раздражает.
– Ну что ты! С ней так приятно общаться! Она просила напомнить тебе о вечере памяти Брента. Он был твоим донором, верно?
– Да, он погиб в семнадцать лет. Семнадцать лет назад.
– По словам твоей мамы, его семья поймет, если ты откажешься.
– Это, разумеется, следует понимать как нежелание меня видеть, – ответил Джек. – И правильно. Им будет тяжело. Я жив, а их сын мертв, не хочу причинять им еще и эту боль.
– Бедный Джек, – вздохнула Элли. – Чувство вины?
– И это тоже. Ты, надеюсь, не осуждаешь меня?
– Нет, конечно. Я же не была в твоей шкуре. Значит, ты не пойдешь?
Боль вспыхнула в его глазах.
– Честно говоря, не знаю. Зато планирую со следующей недели вернуться к работе.