На следующий день меня разбудил светящийся от счастья Пирит. Он сказал, что прошлой ночью словно заново родился. Я посмеялся над его наивностью и попросил оставить меня в покое. Ариадна переодела юношу, взяла его в свою свиту и сделала одним из своих фаворитов. Я сразу заметил, что наряд придворного подходил ему гораздо больше, чем обноски попрошайки. Откровенно говоря, Пирит, с гордо поднятой головой выхаживавший вокруг Ариадны, выглядел довольно нелепо, но многие прощали наивному и неотесанному парню напыщенность за открытую и щедрую улыбку.
От остальных ахейцев Пирита выгодно отличало одно качество: он был крайне любознателен, причиной чему, как я думал, была его любовь к Ариадне. Юноша очень быстро освоил все кносские обычаи и традиции, постоянно расспрашивал меня об истории города, которой я тогда почти не знал, о судьбе Европы, которую я видел лишь в самых своих болезненных снах, и о лабиринте, до которого я добредал лишь в серьезном подпитии.
— В Афинах, — сказал он мне как-то, — говорят, что у Минотавра огромные рога и что он живет в самом центре земли, что он выскакивает непонятно откуда и хватает свои жертвы, а его похоть столь необузданна, что он насилует их, прежде чем съесть, будь то мужчина или женщина…
— Если ты хочешь попасть в лабиринт, поищи себе другого спутника. Не считая моего собственного сердца, нет на земле места, которое пугало бы меня больше, — повторил я излюбленную кносскую поговорку. И добавил: — Тебе лучше поговорить со своей возлюбленной. Уж она-то с радостью отведет тебя в обитель своего брата.
Любознательность Пирита сочеталась с необычайной скрытностью, особенно когда речь заходила о его прошлом. «Я приехал на Кносс, спасаясь от нищеты», «Я бежал из Афин, спасаясь от разъяренного отца одной девушки», «Я бежал, спасаясь от кары за несовершенное мной преступление», — устало отвечал он на мои вопросы, не особенно скрывая, что все это — наспех выдуманная ложь. Однако в один прекрасный день Ариадна в моем присутствии задала ему тот же вопрос. Пирит на секунду задумался, прежде чем ответить. У него наверняка была заготовлена какая-нибудь очередная отговорка, но солгать царевне или уйти от ответа он не решался.
— У меня возникли некоторые разногласия с одним очень влиятельным человеком, я впал в немилость и был изгнан из Афин, — сказал он, тщательно обдумывая каждое слово. — Я должен хранить в тайне имя своего недруга, поскольку даже несправедливость не дает мне права открывать секреты Афин кноссцам, если только я не хочу навлечь на себя бесчестья.