— По праву честного человека, Туманский! Гнездо ядовитой гадины нужно разорить.
— Давид Иероним! — воскликнул Маликульмульк. — Это уж чересчур!
— Иван Андреич, помогите мне выставить вон этих мошенников, — по-русски потребовал Федор Осипович. — Врываются в дом к приличному человеку…
Маликульмульк шагнул к Гринделю.
— Не мешайте ему, Крылов, — приказал Паррот. — Узнаете кое-что любопытное. Вот уж не думал, что увижу тут самого Туманского. Надо будет показать вас детям, Туманский, чтобы запомнили. Они должны знать, как выглядит подлец. Крылов! Еще одно слово про недоразумение — и я сам спущу вас с лестницы, невзирая на ваше цветущее телосложение!
Гриндель меж тем, не выпуская из руки тяжелой трости, оглядывался по сторонам. Покосившись на Федора Осиповича, он заглянул под кровать.
— Ищите, ищите! — позволил тот по-русски. — Сами не ведаете, что вам надобно! И помните — я знаю, кому жаловаться на ваш бесчестный произвол!
— Чего вы хотите от него, Паррот? — спросил Маликульмульк Паррота. — Почтенный человек, в прошлом известный писатель, переводчик, издатель…
— На том свете, — поправил Федор Осипович.
Гриндель догадался — переложил подушку, приподнял перину и открыл старое деревянное изголовье. В таком, вспомнил Маликульмульк, покойный отец хранил бумаги, но где это было — в Яицкой крепости, в Оренбурге?..
— Стоять, Туманский, — вдруг по-русски произнес Паррот. — Стоять.
— Иван Андреич! Неужто мы вдвоем их отсюда не выставим?! — вдруг спросил Федор Осипович.
— Нет ли и у вас пистолета?
— Нет, я и думать не смел, что он понадобится, я должность свою без него исправлял.
Маликульмульк был в превеликой растерянности. Он желал одновременно быть на стороне Паррота, в чьей силе духа и справедливости ранее не сомневался, и выставить Паррота и Гринделя вместе с давним другом Федором Осиповичем, свидетелем былой славы, пусть даже эта слава осталась на том свете.
Давид Иероним поставил изголовье на стол и откинул крышку. Внутри оказались бумаги, он их вынул и просмотрел несколько.
— По-русски… Это — явно черновики, а это, кажется, донос и есть… Герр Крылов, пожалуйста, прочтите.
— Не буду, — сказал Маликульмульк. — Я в обысках не участник. Я сам пострадал во время обыска в типографии! Хоть режьте — не буду.
— Ну что же, я русские буквы знаю, — ответил Паррот. — Дай сюда бумагу, Давид Иероним.
Он взял лист левой рукой, посмотрел на первые строчки и хмыкнул.
— А знаете ли, Крылов, что это — донесение на имя его императорского величества Павла Первого?
— Что?..
— Читайте, читайте. Вот тут, кажется, я вижу ваше имя.