— Не верьте ему и не читайте, умоляю вас, это все серьезнее, чем вы думаете, — пылко заговорил Федор Осипович. — Этого простым людям не понять! Это — особая миссия, к которой я и вас готовил! Вспомните, вспомните, что я говорил!..
— Возьмите, Крылов. Послание покойному императору — это любопытно…
Гриндель удержал Федора Осиповича, и Маликульмульк получил загадочную бумагу. Все было именно так, как сказал Паррот, — от верноподданного его императорскому величеству, с изъявлениями почтения и преданности. Эти строки Маликульмульк пробежал наискосок. Далее Туманский почтительнейше напоминал Павлу Петровичу, что продолжает расследовать злодеяния рижского магистрата, и перешел к князю Голицыну с супругой, которых обвинил в преступном нежелании карать ратманов и бургомистров за разнообразные грехи. Это было странно, нелепо, но в какой-то мере соответствовало положению дел. А вот дальше последовало такое, что Маликульмульк сперва отшатнулся от бумаги, потом поднес ее к глазам, словно бы не доверяя своему зрению.
— Прочтите, пожалуйста, вслух, — попросил Паррот. — Пусть и Туманский свое творение послушает.
— Да, — решительно сказал Маликульмульк и начал читать:
— «Вся Рига была потрясена преступлением, свершившимся в Рижском замке во время приема у его сиятельства генерал-губернатора Лифляндии. По небрежению людей князя, приставленных к итальянским бродячим артистам для услуг, похищена скрипка, цена которой — более пяти тысяч рублей. Имя похитителей мне ведомо — это инженерный полковник Рижского гарнизона Александр Брискорн и его сообщница вдова Залесская, живущая при ее сиятельстве княгине Голицыной из милости. Подстрекаемый к злодеянию господами ратманами и бургомистром Барклаем де Толли, Брискорн вынес скрипку под шинелью своей во время большого приема в Рижском замке и через посредника передал лифляндскому помещику фон Либгарду, собирателю редкостей, известному тем, что скупает ворованные старинные вещи и для того ездит в разные страны, а совершил сие злодеяние, чтобы расплатиться с карточными долгами, из-за которых его преследовали кредиторы…»
Тут Маликульмульк прервал чтение и посмотрел на Туманского, словно бы спрашивая его: Федор Осипович, да что ж это за ахинея?.. Домыслы наши и предположения — и вдруг в виде прямого донесения?
— Переведите, — хладнокровно велел Паррот.
Маликульмульк, спотыкаясь и заикаясь от волнения, перевел.
— Есть ли в этом сочинении хоть слово правды? — спросил Паррот.
— Одна правда! — воскликнул Туманский по-немецки. — Клянусь вам! Все узнал от надежного человека! Чья репутация вне подозрений! Иначе и писать бы не стал!