— Я, собственно, это имел в виду, — согласился Маликульмульк. — А пока мы могли бы сыграть в ломбер, к примеру.
Ломберный столик он уже приметил в углу гостиной. А шкатулка, стоявшая на нем, явно содержала в себе карты, мелки, жетоны и прочее добро, необходимое в игре.
— Забавно, что мы раньше не встретились, — сказал, усмехнувшись, шулер. — Я ведь в девяносто пятом был в Москве; может статься, в одних домах игрывали.
— В девяносто пятом? — переспросил Маликульмульк. — Так не знавали ль вы секунд-майора Ротштейна?
— Имел честь принадлежать к его картежной академии.
— До мая?
— Совершенно верно изволили заметить — до мая. А когда стало ясно, что это дело плохо кончится, я не стал дожидаться июня и любезного приглашения к господину Каверину… У меня, видите ли, слабое здоровье, волнения мне противопоказаны. И потому я обыкновенно осторожен.
— Да, я заметил это, — сказал Маликульмульк, вспомнив, как внезапно исчез фон Димшиц, бросив своих товарищей-игроков и даже сожительницу Эмилию на произвол судьбы. — А как вы поняли, что пора уезжать? Я полагал, что в дом, где играют Шаховской, Голицын, Мещерский и прочие наши князья, полиция заглядывать поостережется.
— Я жил в одной гостинице с Иевлевым, вы ведь знали Иевлева?
Напольные часы пробили трижды, и сразу же опрятная служаночка-латышка внесла поднос с большой синей кружкой. Поставив его перед шулером, она сделала книксен, покосилась на хозяйку, та кивнула, и девушка вышла.
— Отставного коллежского асессора? Встречал его в доме у господина Молимонова. Но игрок он был… — тут Маликульмульк замялся, не зная, как перевести на немецкий русское игроцкое словечко «подмазка». Оно означало проигрыш у игроков, которые, видя неблагосклонность Фортуны, не смиряются, а отыгрываются, пока не останутся без гроша за душой. Смолоду и ему довелось как-то быть в подмазке — и опытные игроки этим воспользовались.
— Прямо скажем, он был глуп. Кто ж устраивает дуэль с удачливым соперником на кулаках, да еще во время праздничного гуляния, на виду у всей Москвы? Простите, я должен выпить отвар.
Фон Димшиц взял кружку, накрытую блюдечком, и медленно, по малому глоточку, с поразительной педантичностью выпил пахучую жидкость. Маликульмульк меж тем вспоминал, как звали игрока, который обыграл Иевлева ни много ни мало — а на десять тысяч. Тот как раз славился своей удачливостью — а вот в кулачном бою был нещадно бит; скорее всего, поделом.
— Волгин? Волжин! — воскликнул Маликульмульк и сразу вспомнил малоприятную личность авантюриста, напрочь утратившего чувство меры: это ж надо умудриться, чтобы в век, когда в карты играют все поголовно, с пеленок до смертного одра, быть высланным из столицы за игру. — Афанасий! Помню!