– Он же намного старше тебя…
– Тебя это не касается. – У Эстель было ощущение, что на нее напали средь бела дня, а прохожие не обращают на это никакого внимания.
– Тебе ведь двадцать, да?
– Двадцать пять.
– Гордон был на десять лет старше, чем я теперь, когда ты родилась.
– Это всего лишь цифры.
– Для нас с тобой цифры – мера всех вещей.
Эстель хотела высвободиться из его объятий в середине танца, но Рауль сжал ее чуть крепче.
– Разумеется, – он прижал ее к себе, чтобы она почувствовала рельефы его тела, вдохнула его запах, – ты с ним только из-за денег.
– Ты невероятно грубо себя ведешь.
– Я невероятно честно с тобой разговариваю, – поправил ее Рауль, – я же не критикую тебя. В том, что ты делаешь, нет ничего плохого.
– Vete al infierno! – прошипела Эстель. Сейчас она была очень благодарна своей подруге-испанке, с которой училась в колледже и которая учила Эстель испанским ругательствам за обедом. Она заметила, как его рот скривился, когда она послала его к черту на его родном языке. – Вообще-то, – сказала она, – я плохо говорю по-испански. Я хотела сказать, что…
Рауль прижал палец к ее губам прежде, чем она доступно, хоть и более грубо, смогла объяснить ему на своем родном языке, куда ему следует пойти.
Этот нежный жест произвел должный эффект. Почувствовав прикосновение его пальца к своим губам, Эстель замолчала.
– Еще один танец, – сказал Рауль, – затем я верну тебя Гордону. – Он отнял палец от ее губ. – Прости, если я показался тебе грубым, поверь, я не хотел. Прими мои извинения.
Музыка стихла, и, не обращая внимания на то, что Эстель сопротивлялась, Рауль крепче прижал ее к себе. Если она думает, что он осуждает ее, то она ошибается. Рауль всегда восхищался женщинами, способными не смешивать секс и чувства.
Именно такую женщину он и искал, чтобы исполнить задуманное. И хорошо заплатить ей при этом.
Эстель же думала лишь о том, что ей следует немедленно уйти с танцпола и вернуться за столик, чтобы никто не обратил на них внимания. Ей нужно немедленно оставить Рауля, пока это еще возможно. Но ее тело отказывалось повиноваться. Голова Эстель покоилась на его плече, и, чувствуя прикосновение бархатистой ткани его пиджака к своей щеке, девушка могла думать лишь о том, как приятно ей находиться в его объятиях.
Рауль наслаждался происходящим. Он провел рукой по нежной шее Эстель, страстно желая приподнять завесу иссиня-черных волос и поцеловать ее, ощутить ее вкус.
Прикосновение его пальцев говорило девушке о многом. Рауль гладил, ласкал ее шею, рисовал круги на коже, дразнил ее, а она, словно в забытьи, покачивалась в такт музыке. Она чувствовала, как растет между ними возбуждение, и, хотя ее разум отрицал происходящее, тело мечтало о ласках Рауля. Ее соски стали твердыми от прикосновения к его груди, он прижал ее к себе еще крепче и прошептал: