Как и в Треморлоре, массивные доспехи были выставлены в алькове в середине коридора, и эта броня знавала суровые битвы.
Спутники задержались на миг, чтобы молча посмотреть на неё, а затем вошли в распахнутые двери.
Вслед за Апсалар они оказались в главном зале. Огонь в камине горел без дров, а тонкая чёрная кайма по краям выдавала в нём портал, открытый на Путь вечного пламени.
Спиной к вошедшим стояла фигура и смотрела в огонь. Одетый в выцветший охряный балахон мужчина был широкоплеч, крепок, росту в нём было не меньше семи футов. Длинные волосы с проседью спускались по спине и были перевязаны на пояснице тонкой цепочкой.
Не оборачиваясь, хранитель заговорил низким, рокочущим голосом:
— То, что вы не передали Икария, не осталось незамеченным.
Скрипач заворчал:
— В конечном итоге это было не нам решать. Маппо…
— О да, Маппо, — перебил хранитель. — Трелль. Похоже, он слишком долго странствовал рядом с Икарием. Бывает долг превыше дружбы. Старшие ранили его глубоко, когда уничтожили целое поселение и возложили вину на Икария. Они думали, этого будет достаточно. Отчаянно, срочно требовался Сторож. Тот, кто прежде исполнял этот долг, покончил с собой. Долгие месяцы Икарий ходил по земле один, опасность была слишком велика.
Когда Скрипач осознал эти слова, всё у него внутри перевернулось. Нет! Маппо верит, что Икарий уничтожил его дом, убил родных, всех, кого он знал. Нет! Как же вы могли совершить такое?
— Азаты готовили эту передачу очень долго, смертные. — Мужчина обернулся. Из-под нижней губы тонкого рта торчали два мощных клыка. Зеленоватый оттенок морщинистой кожи делал его похожим на призрака, несмотря на тёплый свет камина. На спутников оценивающе смотрели глаза цвета грязного льда.
Скрипач пригляделся и сначала не поверил — сходство было неоспоримым, каждая черта — словно эхо другого лица. Сапёр опешил.
— Моего сына нужно остановить. Гнев его — это яд, — сказал яггут. — Бывает долг превыше дружбы, превыше даже зова крови.
— Нам очень жаль, — тихо проговорила Апсалар после долгой паузы, — но эта задача оказалась нам не по плечу, не по силам тем, кого ты видишь здесь.
Холодные, нечеловеческие глаза взглянули на неё.
— Возможно, ты права. Теперь мой черёд просить прощения. Я очень… надеялся.
— Но почему? — прошептал Скрипач. — За что Икарий так жестоко проклят?
Яггут склонил голову набок, затем резко повернулся обратно к огню.
— Раненые Пути — опасная вещь. А ранить Путь — ещё опаснее. Мой сын хотел освободить меня из Азата. Он не преуспел. И… пострадал. Он не понимал — а теперь уже никогда и не поймёт, — что я удовлетворён жизнью здесь. Во всех мирах не так уж много мест, где яггут может обрести покой, во всяком случае, такой покой, какой мы способны принять. В отличие от вашего рода, мы ищем одиночества, ибо только в нём наша безопасность. — Он вновь повернулся к спутникам. — Для Икария, разумеется, ирония судьбы заключается в другом. Лишённый памяти, он ничего не знает о том, что прежде побуждало его к действию. Он ничего не знает о раненых Путях или тайнах Азатов. — Внезапно яггут улыбнулся, и в этой улыбке чувствовалась боль. — И обо мне ничего не знает.