— Что вы сказали? — спросила Розье.
— Я сказал, что волосы еще теплые и этот цвет лица совсем не такой, какой бывает у мертвых. Я говорю, что ваш доктор, быть может, совершил ошибку.
— Как! — трепеща, сказала Розье. — Да точно ли вы врач?
— Да.
Розье вздрогнула от надежды и издевательски расхохоталась.
— Эко ведь, — сказала она, — вы говорите, что не уверены, будто Гритье умерла?
— Не уверен.
— Повторите.
— Совсем не уверен в этом.
Розье взяла его за руку и подвела к маленькому деревянному столику, покрытому навощенной материей, что стоял промеж двух окон. Она дрожала как осиновый лист; несколько раз раскрывала рот, пытаясь вымолвить что-то, и много раз проглатывала слова, так и не сказав их. Наконец она постучала по столу.
— Послушай, — сказала она, и плача и смеясь, пожирая собеседника глазами, — послушай, если эти слова не для того только, чтобы надо мною насмеяться, если ты не врешь, если спасешь этого ягненка, уже приготовленного мяснику, я отсчитаю тебе на этом столе, отсчитаю и золотом, и купюрами, и пятифранковыми монетами десять тысяч франков, слышишь ты, десять тысяч франков!
И старуха Розье разрыдалась, но уже совсем другими слезами — не теми, что были исторгнуты материнской любовью.
— Теперь ступай, — сказала она властно, подталкивая своего гостя к постели, — смотри, но смотри как следует! — И она погрозила ему кулаком. — И скажи мне, почему ты думаешь, что Гритье не умерла?
— Потому, — отвечал Поль, — что я вижу тут покой глубокого оцепенения, а не отвердение материи, из которой ушла жизнь.
— Если ты врешь, — сказала Розье, — ты подлец!
Розье села у изголовья постели, а Поль — в ногах. Долго они оба вглядывались в Гритье, которая так и лежала не шелохнувшись.
Вдруг Розье поднялась. Она скинула со стола маленький сундучок, скатерть, распятие и обе свечи, придвинула стол к кровати, снова вставила свечи, поставила распятие на камин и сказала:
— Доктор, я убираю алтарь. Быть может, это принесет счастье ребенку.
— Есть у вас в доме хороший уксус? — спросил тот.
Розье замялась. Ответить стоило ей такого усилия, точно правду вырывали изо рта клещами. Покраснев, она сказала:
— Нет. Он был слишком крепкий, и мне пришлось напополам разбавить его водой, влив ее прямо в бутылки…
— И?.. — откликнулся Поль, словно хотел спросить еще о чем-то.
— Не спрашивайте больше, — умоляюще произнесла она. — Не могла же я такого предвидеть, — прибавила она, утопая в слезах, — но скажите, что вам нужно, за ценой дело не станет, я сбегаю и найду. Или вы не верите, что я могу бегать?
— Есть кое-кто, кто бегает быстрее вас.