- Слушай, партизан! Ты прав в одном: фашисты гудели о профессоре. Но он-то о них молчал!
- Не может быть!
И действительно молчал, а мне и моим товарищам казалось наоборот.
Через год, будучи в Москве, я совершенно случайно узнал, что один из самых крупных факультетов Первого медицинского института носит имя профессора Голубова.
Я задумался - впервые, может быть: не слишком ли мы, в данном случае бывшие партизаны, примитивно судим 6 человеке? Профессор прожил почти, девяносто лет, из них шестьдесят пять врачевал, написал более ста научных трудов, любил собирать картины, почитал Льва Толстого, в свое время переписывался с наркомом Семашко, был душою ялтинского курорта. И мы все это зачеркиваем только по той причине, что доживающий свой век старик якобы любезно принимал врагов наших?
Мысли мои шли в этом направлении и заставляли многие жизненные факты осмысливать как-то по-иному. Приходило на ум, что человека надо знать объемно, по-настоящему знать, а потом уж суд над ним вершить.
В военные, да и в предвоенные годы всегда ли мы так поступали? И как порой дорого за это расплачивались!
После войны снова разыгрался мой туберкулез, да так, что вопрос стоял о жизни и смерти.
Я инвалид первой группы, пенсия не ахти какая, никаких литерных и полулитерных пайков не получаю, не положено. Семья жила трудно. Все, что можно было продать, давно было продано.
Однажды моя предприимчивая теща с таинственным видом сказала:
- Бутылки!
Оказывается, в заброшенном подвале она обнаружила гору бутылок, грязных, запыленных.
Всей семьей драили их, предвкушая час, когда теща сбудет их в ларек.
Разочарование наступило раньше, чем мы предполагали. Бутылки оказались нестандартными, их не приняли.
Но работа наша, в частности моя, не пропала даром. Под бутылками я совершенно случайно обнаружил кожаный портфель с бумагами профессора Голубова.
Тут были письма, много писем, в основном на французском языке. Два письма от Семашко, много писем от Захарьина, послания великих князей, министров русского царя. Все это было, конечно, интересно, но постольку поскольку. Нашелся, например, красочно изданный альбом, посвященный охоте царя и его семьи в Беловежской пуще. В списке участников этой охоты десятым стоит профессор Голубов.
Но вот в моих руках карта России, обыкновенная карта РСФСР. И на ней удивительные пометки, сделанные рукой профессора.
Я стал к ним внимательно присматриваться, изучать.
Вот оно что!
Профессор, оказывается, тщательно следил за театром военных действий и все знал точно. Его знания были столь конкретны, будто он каждый день слушал советские радиопередачи.