— Смысл их жизни ясен.
— В чем же он?
— В том, чтобы сохранить человеческое.
— А война?
— Что же война? Она пройдет. А искусство останется. Должно остаться.
— Конечно, — подхватила Виктория.
— У вас глубоко национальный характер, — сказал незнакомец Маше, — русский человек всегда испытывает угрызения совести. Дай ему хоть крошечный кусочек счастья, он откажется от него только потому, что другие обездолены. Не умеет, не может быть счастливым.
— А вы можете? — спросила Маша.
Я тоже русский человек, — спокойно ответил незнакомец, — но смотрю несколько иначе. Когда придет мой черед, я распрощаюсь со всеми радостями. Но мне не придет в голову проклинать их.
Виктории было неловко. Чтобы загладить Машину резкость, она сказала:
— Странно, что вы не музыкант. Вы ее так знаете, музыку.
— Я экономист, работаю на Уралмаше. Но мы, племя любителей, многочисленны. Это знамение времени. Раньше их было совсем немного, а теперь… Кто сам играет, кто своих детей обучает, кто по концертам бегает. Видели, сколько сегодня народу пришло? Разбужены силы в человеке…
— Нам так интересно, — сказала Виктория.
— А вы сами играете? — спросил незнакомец.
— Нет. Мы тоже любители.
— А! В таком случае желаю вам успеха…
— Я сначала испугалась, — шепнула Виктория, когда незнакомец, простившись, отошел, — а ты смотри, какой симпатичный… Он не обиделся, как ты думаешь?
— Не знаю.
— Разве можно так, как ты? Ей-богу, мне было стыдно за тебя.
— Ты думаешь, мне не стыдно? — со слезами сказала Маша. — Ты думаешь, мне легко?
Глава седьмая
ВЕСТИ ИЗДАЛЕКА
Февраль 1943 г., колхоз «Луч».
От Поли Штаркман
…И вот уже нет моей мамочки! Два месяца назад ее похоронили, и сама я не живу больше.
Может, она еще протянула бы, если бы бросила работать. Ей говорили, но она не хотела. «Ни за что не брошу, раз дети все-таки рождаются назло Гитлеру».
И каждый день она уходила и приходила и была веселая, как вы ее знаете. И еще великое счастье для нее, что случилось сразу и она даже наверное не знала… Но что переживаю я! Утром она наливает нам чай, мне и Мире, а днем за мной приходят и говорят: «Будь твердая, Поля!»
Скажу вам, меня пожалели. Председатель колхоза Галина Федоровна (я ее всегда боялась) позвала меня. «Поля, — она говорит, — ты до сих пор была маленьким ребенком, как твоя маленькая дочка, а теперь ты должна стать взрослой женщиной, достойной женой бойца».
Взяли меня в детский садик с Мирой. Я там няня. Дочка при мне, и я вижу детей. Когда я вижу, как они играют и спят спокойно, как будто нет войны, я думаю: «Слава богу». И плачу, но плакать нельзя.