Время шло, луна стояла уже прямо против окна, и Лия начала беспокоиться всерьез: где Слава? Она теперь понимала, что он ей нужен; и оттого, что нужен, не становилось совестно, как прежде, когда думала об этом. Ей было страшно в пустой комнате. Он должен быть рядом — она теперь его жена. Где он?
Слава не шел. И когда вот-вот, казалось Лии, начнет она думать о нем что-то плохое — вдруг, наоборот, начинала думать с особенной нежностью… И правда, какая же она дурочка! Он стесняется ее, он просто-напросто боится ее, как и она его… Добрый и милый, он оставил ее одну, чтобы не ранить, не обидеть. А теперь, зная, что она уже в постели, не решается открыть дверь и войти… О, чуткий, чуткий человек мой Славик! Какая же я дурочка была — как плохо порой думала о нем! Лия вспомнила, — но теперь будто бы совсем не о Славе, — как не однажды в каком-то исступлении он пытался чего-то добиться от нее… Она не давалась, и не далась бы ни за что на свете! Почему? Потому что, кроме вспыхивавшей злобы, ничего не чувствовала к нему. Теперь другое…
— Слава!.. — тихо, ласково позвала она и прислушалась к тишине. — Славик!
И, словно в ответ, какой-то далекий — во дворе, кажется, — послышался шум. Какие-то крики, кто-то что-то требовал, кто-то не соглашался… Голоса были как будто знакомые и в то же время — чужие.
— Слава!.. — снова позвала она, надеясь, что он рядом.
Но Славы не было, и вскоре прежняя тишина — потому что и во дворе все смолкло — установилась вокруг. Лии по-настоящему сделалось страшно и дико. Теперь она уже не верила ни разуму, ни чувству; один страх, что происходит что-то плохое, владел ею.
— Чего и за что она боится? — спрашивала Лия себя. В эту ночь, самую счастливую, таинственную, чего ей бояться? Но она знала, что ее пугает — одиночество… Даже если Слава стесняется, все равно он должен быть рядом, потому что иное просто оскорбительно…
И все-таки, думая так, она думала как будто понарошку: лишь для того только, чтобы он вдруг вошел — и все бы, все сомнения разлетелись вдребезги. Она как бы играла сама с собой, не веря пока себе, не воспринимая всерьез свои же укоры.
Сколько прошло времени? Казалось, вечность…
Лия вздрогнула, когда дверь вдруг распахнулась и в проеме, почувствовала она, остановился Слава. По тому, как открывалась дверь, как стоял он, по-хозяйски расставив ноги, как дышал, как глядел на нее (и это она чувствовала), Лия поняла, что он пьян.
— Лия….
Он хотел что-то сказать, но язык не слушался его, и так он ничего и не сказал.
Он подошел к постели, хотел погладить Лиину голову, но промахнулся рукой.