Взяла Аня тяпку под сараем, скинула теплую кофту и начала окучивать картошку с того угла, где особенно разросся у них малинник. Ряд за рядом, сторонка за сторонкой, продвигалась Аня в работе, солнце было хоть и вечернее, уж за Малаховую спускалось, но припекало изрядно, так что работа была в удовольствие. Как раз когда Аня проходила мимо столба, а у них в огороде, прямо в центре большой гряды, дыбился огромный высоковольтный столб, так уж линия проходила, по огородам посельчан, вот как раз когда окучивала ряд около столба, что-то вдруг закружилась, закружилась голова, потемнело в глазах, Аня оставила тяпку, закрыла ладонью глаза, привалилась к столбу, чуть присела невольно. Секунда-вторая прошла, ждет — вот полегчает, бывает ведь — вдруг ни с того ни с сего потемнеет в глазах, закружится голова, а потом и пройдет все. С каждым бывает. Постояла-постояла Аня, а вместо облегчения даже пот холодный на лбу выступил, ноги вконец ослабли. Не понимая ничего, Аня так и оставила тяпку, пошла медленно в дом, прилечь хотелось. Прилечь бы сейчас. Взошла на крыльцо, так мало того, что пот прошиб, тошнота к горлу подступила, противно донельзя. В комнаты уж не пошла, а свернула на веранду, тут всегда у них летом диванчик стоит, дождь или солнце, а бывает приятно полежать, поглядывая за сплошь застекленную веранду на улицу, где и улица-то не улица, а одна зелень; в солнце на веранде прохладно, в дождь — отрадно, шумит совсем рядом слабая или мощная капель, а у тебя на душе сладостная истома, слушаешь, как хлещет за окном, как гром гремит и молния — ветвисто, разбросанно, по всему темнеющему небу — рассекается, будто лопается спелый арбуз. Веранда — это отрада, тут и говорить нечего. Прилегла Аня на диван, голову повыше на подушках устроила, задышала размеренно; все бы ничего, а воздуху все же не хватало; поднялась, открыла настежь двери в сенках и на веранде, снова прилегла. Кажется, полегче. Тошнота хоть и отступила, только слабость да пот холодный. Ну да ничего… Тут как раз в ворота Алешка влетел, в одно мгновение — на крыльце, в другое — на веранде, глазенки горят, вспотел, кричит:
— Ма-ам, а бабушки и нет у тети Лиды! Ма-ам!
— Тихо, тихо. Поняла. Нету.
— Я говорю, мама послала, а тетя Лида говорит, нету.
— Спасибо, Алеша. Я поняла. Иди, играй.
— А где ж тогда наша бабушка? — лукаво, с хитрецой прищурился Алешка, сам себе загадав загадку.
— Придет бабушка. Иди, играй. Иди, Алеша.
— А чего ты легла? А, мам?
— Окучивала. Устала. Ну, беги. Я полежу.
Алешка секунду еще колебался, а потом с гиком-воплем сорвался с места и выпорхнул на улицу.