Вспомнила Аня, что еще на днях ее подташнивало за едой, да не обратила внимания. Раза два-три, пожалуй, было уже с ней такое. И как это она не придала значения? Позавчера вот еще селедки вдруг захотелось. Сказала: мам, селедочки бы сейчас с лучком, с уксусом, а? Петровна тут и сварганила: лучок пластиками, селедка в подсолнечном маслице. Ели с аппетитом.
Боже, да неужели же она?!
Не может быть…
Аня в страхе приподнялась с подушек, разгоряченным взглядом вглядывалась в невидимую точку в углу. Да неужели это возможно?! Неужели забеременела?! Аня откинулась на подушки, чувствуя, как обильный, густой пот окатил лоб.
Яша!
Вот кого она забыла! Забыла, а оно вон как все аукнулось…
Читала Аня письмо от Петровны и воем выла… о-ох, что наделала-то, дура-дура, что наделала-а… Так больно в сердце ударяло каждое слово, будто в самую укромную утаинку попадало. Только начнет читать — слово за слово, слезы так и брызжут, никаких сил нет дальше читать, буквы туманом застилаются. Читала и плакала и про себя уже все решила. Собралась потихоньку и пошла обратно к Яше; час иль полтора назад ушла от него, счастливая была, забыла все горести свои и страдания, а вот снова возвращается — будто еще тяжелей камень на душе повис. Дверь толкнула — она открыта, не закрыл за ней, так и заснул. Вошла, он спит, спокойный, большой, борода черная, густая, в усах, похоже, улыбка застыла, в окно солнце подзаглядывает. Села Аня без сил в углу, на табуретку, сидит, руки опущены, смотрит на него. Что же она наделала-то, о-ох, дура-дура, что наделала-а…
Он, видно почувствовав ее присутствие, распахнул глаза — заулыбался:
— Анютка? Ты? Вернулась, ага? — И, моргая со сна, сел на постель. Чужой он ей сейчас показался: ничего не понимает, ничего. А все равно к нему пришла, по-другому сделать не смогла.
— Домой уезжаю, — сказала удушливо, на полувсхлипе. — Домой мне надо ехать, Яша.
— Что случилось-то? Анютка, да ты…
— Сиди, сиди, — остановила она его, — попрощаться пришла.
— Ань… ну, ты в самом-то деле… ты что…
— Прощаться нам нужно, Яша. Я решила — прощаться.
— Анютка, да ты что? Только-только решили все, обговорили… двух часов не прошло… Ну, ты что, нарочно мучаешь, что ли?
Она смотрела на него и никак не могла понять, что же случилось с ней, какое наваждение накатилось, был и есть он чужой, и ей, и Кольше чужой, и сыну их Алешке, а она… Но нет, нет, тут как-то сложней все, переплелось, просто сейчас он как бы вовсе выпал из ее жизни, а раньше, стоило только пустить его туда, он вдруг показался родным даже…