– Заткнись ты! – рявкнул мистер Бузи. – Заткнись, понял?
Охранник заинтересованно придвинулся.
– Он что, иностранец? – спросил он. А потом: – Вы в Мэнор направляетесь, или как там его называют? Потому что если да, то, сдается, вам придется топать пешком. Ведите их вдоль полотна, против этого закона нет. Самое короткое расстояние между двумя точками.
Румяный мужчина в очень грязном дождевике, из кармана которого выглядывали «Свободные британцы», сказал в шутку:
– Шагом ’арш, паскуды!
Не успел мистер Бузи взять бразды правления в свои руки, взвод ликующе спустился на рельсы и замаршировал на юг.
– Эй, эй вы, мать вашу! – заорал мистер Бузи.
Охранник откровенно забавлялся.
Двигались колонной по двое. Напарником Бева оказался высокий в черном дождевике, в прошлом сельский библиотекарь, которого звали мистер Миффлин. Лило ужасающе. Мистер Бузи ругался. У Стоунхенджа румяный сказал:
– Пятиминутный отдых раз в час. Армейский устав.
– Не останавливаться. Вы теперь не в долбаной армии.
Неподалеку от Этчингхэма мистер Миффлин спросил:
– Не рвануть ли нам?
– У него пушка.
– Верно. Давайте проверим, заряжена ли она. Раз, два, три!
Пистолет оказался заряжен. Бев услышал, как что-то просвистело у его уха. Они с мистером Миффлином глуповато слезли с поросшей травой насыпи, на которую пытались вскарабкаться.
– Теперь вам понятно?! – пыхтел мистер Бузи. – Теперь вам понятно, что время ваших детских глупостей вышло раз и навсегда. Теперь вы знаете, кто тут, черт побери, главный.
Стоя перед замурованным камином в помещении, которое когда-то называлось Салоном Джошуа Рейнолдса[23], мистер Петтигрю взирал на свою аудиторию из ста пятидесяти человек. Все они знали, кто он, и могли только – наперекор самим себе – чувствовать себя польщенными. Худощавый, с волосами как пакля и коком надо лбом, моложавый для своих сорока лет, великий теоретик и постоянный председатель президиума ОК улыбался и близоруко щурился, протирая очки галстуком (кроваво-красным с золотыми шестернями). Он надел очки, и, когда его глаза сфокусировались за стеклами, стало очевидно, что они проницательные и ужасающей серой ясности. Внушительные глаза, подумал Бев, а мистер Петтигрю жиденьким профессорским голосом произнес:
– Братья! – Тут он улыбнулся и элегантно повел плечами. – Мне трудно употреблять этот термин с должной искренностью. Сестры! Нет, так не пойдет. Верно?
Семьдесят с чем-то женщин в аудитории как будто согласились: послышалось хихиканье и сдавленное фырканье.
– Называть рабочую женщину сестрой, словно объявлять о конце того, что друзья-американцы называют значимыми отношениями. В том, что довольно абсурдно окрестили ОКнией, есть место многому, но сомневаюсь, что на инцест посмотрели бы сквозь пальцы.