XII
За окном ясное солнечное утро. Устин вскочил и стал быстро одеваться. Ему хотелось посоветоваться с Груздевым, с Еркой Рощиным, с Зиновеем, услышать, как они отнесутся к задуманному, и попросить, чтобы не оставили его мать, если он уйдет.
— Устюша! Куда это ты спозаранку? — удивилась мать.
— Петр Васильевич просил забежать по делу, — соврал Устин.
— Ты бы хоть поел.
— Я скоро вернусь, мать.
Он на ходу застегнул шинель и вышел из хаты. Но теперь другие мысли не давали ему покоя. Как он скажет матери о своем уходе? Мать хилая, слабая. Тяжко ей будет одной, да и хватит ли у нее сил пережить вторую разлуку с ним? Проходя мимо хаты Антона Селезнева, Устин невольно посмотрел на нее. Хата по самые окна стояла в снегу, и не было от нее ни тропинки, ни человеческих следов. Может статься, и он, Устин, вернется к такой вот нежилой, с забитыми окнами хате, засыпанной зимой снегом, а летом заросшей сорной травой, лопухом да крапивой.
«А не обернется ли все как-нибудь по-другому?» — заколебался Устин и уж замедлил шаг, как вдруг увидел: из переулка выскочили розвальни, запряженные парой. Пять человек, трое из них были вооружены винтовками, подъехали к комбеду. «Что бы это могло означать?» — подумал Устин и прибавил шагу. Через минуту из переулка в распахнутом ватнике, подбрасывая на руках свое тело, вынырнул Ерка Рощин.
— Постой, голова! — крикнул Устин, догоняя Рощина. — Что за люди приехали?
— Не знаю, — пожал плечами Ерка, — должно быть, по хлебушек.
Когда они вошли в избу, Груздев, возвращая одному из приехавших мандат, наказывал Акиму:
— Обеги, друг, активистов и скажи, чтобы не медля собирались... Дело, мол, безотложное и мешкать нельзя. — Увидев Устина, Груздев улыбнулся:—Хорошо, что пришел. Оно, вишь, как раз ко времени.
Весть о продразверстке разнеслась быстро.
Собравшийся через час актив заседал весь день Не так просто оказалось разверстать хлеб. На один двор попадало много, на другой мало, третий почему-то выпадал, четвертый надо было освободить совсем. Возникали шумные споры. Список пестрел исправленными цифрами.
— Нажимай дюжей на попа, он вытянет! — кричал Аким.
— Постойте! Дайте сказать, — просил Зиновей. — За криком вы об Чистякове забыли. .
— Как забыли? Вот он! — карандаш Груздева опустился на фамилию Чистякова.
— Сколько положили мы Пашкову-отцу? — поинтересовался Аким.
— Пятьдесят.
— Та-ак. А сколько Митяю?
— Пятнадцать.
— Мало, — покачал головой Аким, — завзят мало.
Груздев вопросительно посмотрел на Устина.
— Ежели мало, добавим. Твое какое слово будет?