— Мужчины! — ехидно фыркнула Кора. — В любом возрасте вы не способны не распустить слюнки при виде пары губ сердечком и ресниц отсюда и досюда. Поберегитесь, Трабшо, не дайте малютке Леолии обдурить вас. Нежна она не больше, чем свастика. И слышали бы вы, как она распространяется о себе — ну прямо грядущая Вивьен Ли. Дуреха только-только наступила на нижнюю перекладину лестницы, и уже у нее закружилась голова.
— Какая же ты злопыхательная кошка, — проворчала Эвадна. — Ты же сама была молодой когда-то, насколько мне помнится.
— Ну, как я говорю, — продолжала Кора, не пожелав клюнуть на приманку, — я после вечера с коктейлями набрасываюсь на своего мужа, разражается жуткая ссора, и я кладу ей конец, швырнув в него фужер для шампанского.
— А это не опасно? — спросил Трабшо.
— Так это же, знаете ли, не настоящий стеклянный бокал. Сделан из какого-то там пластика. Но на большом экране его никому не отличить от взаправдашнего.
— Есть ли шанс, как по-твоему, что Хенуэй опять внесет в эпизод последнеминутную поправку?
— Так он ее уже внес.
— Да?
— Как раз утром, когда мы свертывались, он сказал мне, что придумал кое-какую мелочишку, которая добавит пикантность к ругани. Фужер для шампанского, про который я упомянула. По сценарию он пуст, понимаете. Ну а теперь, когда я поднимаю его над головой, то замечаю, что в нем еще осталась шипучка, и допиваю ее, прежде чем запустить фужер в лицо мужа. Блеск, дальше некуда, верно? То обстоятельство, что эта женщина не желает потратить даже несколько капель выдохшегося шампанского на своего неполноценного мужа, куда эффективнее десятка реплик донесет до зрителей всю глубину ее презрения к нему. Да, я правда верю, что Хенуэй может стать следующим Аластером Фарджионом.
* * *
Вернувшись на съемочную площадку, романистка и полицейский более или менее успешно увертывались от членов съемочной группы, которые пробегали мимо назад, вперед, туда, сюда, вылетали из павильона, затем снова влетали в него — и снова наружу. Тем временем Кора подставляла свой лоб, подбородок и кончик носа легкому подпудриванию кисточкой в руке хрупкой, миниатюрной китаяночки неопределенного возраста. Гарет Найт безмолвно репетировал свой диалог, пока женоподобный молодой человек с канареечно-желтым платком на шее, затянутым так туго, что вспухли жилы, вновь зачесывал его волосы в волнистое совершенство. Рекс Хенуэй, с аннотированным экземпляром сценария под мышкой, вновь и вновь и словно бы без разбора прищуривался в свой видоискатель. А Хэтти Фарджион сидела в одиночестве в собственном приватном уголке, в собственном приватном мире, надменно равнодушная к окружающей ее суете, и все еще усердно вязала, будто от этого зависела ее жизнь.