Первым ответил Трабшо.
— Том, я буду очень рад оказать тебе любую помощь, какая может потребоваться, очень-очень рад. Будто вернулись старые деньки, когда я работал с твоим покойным отцом.
— Да, но… — сказал Колверт, — мой отец пока еще не покойный. То есть он все еще жив, знаете ли.
— Да? — сказал растерявшийся Трабшо. — Я крайне, крайне сожалею.
Затем в попытке загладить свою оговорку он объяснил:
— Нет-нет, я хочу сказать… я, конечно, хочу сказать, я в восторге, что он жив. В восторге. Не понимаю, почему я подумал, будто он умер. Наверное, у меня создалось впечатление, будто все мои ровесники, с кем я сотрудничал, поумирали, так как никаких известий я от них не получаю.
Спохватившись, что вот-вот допустит новую непростительную оговорку, он быстро сменил галс.
— Повторяю: я буду очень рад поддержать вас. Не скажу за Эви, но, полагаю, убийство Коры совершенно ее потрясло.
— Да, крайне, — сказала романистка, — и это дополнительная причина, почему я настаиваю на том, чтобы присоединиться к вам. — Она повернулась к Колверту. — Много-много лет назад старший инспектор Трабшо и я уже прекрасно сотрудничали в расследовании другого убийства. На этот раз, однако, оно затрагивает меня гораздо больше. Несравненно больше.
Она с силой нахлобучила на голову свою треуголку.
— На этот раз, — докончила она, монументально насупив брови, — оно мое личное.
Атмосфера внутри павильона тем временем драматически ухудшилась.
Поначалу смерть Коры Резерфорд была настолько ошеломляющей, что все они — актеры, съемочная группа, статисты — сочли совершенно законным, что им было велено ни на шаг не двигаться с того места, где они находились в момент преступления. И вполне законным, что даже посещение удобств не только совершалось под конвоем полицейского в форме, но ему предшествовал быстрый и эффективный личный досмотр — предположительно на случай, если кому-нибудь из них придет блестящая идея спустить в унитаз какую-нибудь инкриминирующую улику. Однако с учетом факта, что актриса была не заколота, застрелена или задушена, — факта, который казался визжаще очевидным всем присутствующим, пусть еще и не подтвержденным судмедэкспертизно, — было трудно понять, что именно, мнилось полиции, могло быть найдено на ком-либо.
Но время идет, ничего не происходит — или кажется, что не происходит, — и самые ни в чем не повинные начинают брюзжать и дергаться по мере того, как они оправляются от шока, что были свидетелями хладнокровного убийства. Труп жертвы уже удалили с профессиональной быстротой и тактом, так какой смысл мешать им отправиться домой? Без всякого сомнения, съемка фильма будет прекращена — и, возможно, навсегда. И мысли многих удерживаемых в павильоне начали сосредотачиваться на вопросе, где — а главное, когда — они сумеют получить новый ангажемент.