Михайла Захаров дернул Астафьева за руку.
— Подпеременщики, — на руль!
И вот Астафьев держит погудало руля. «Хорошо! Сколь радостно править кораблем в бурю!» — думал он, следя за старшим Захаровым.
Рулевые без помощи гребцов не могли бы поворачивать лишенный паруса коч, и Дежнев пользовался веслами, ставя коч поперек налетавших волн. Дежнев стоял возле рулевых.
— Правая, навались! Левая, табань! — слышался зычный голос Дежнева среди рева бури. Мысль о Попове между тем неотступно сверлила мозг кормщика.
«Что-то с Федей? Где он?» — тревожно спрашивал себя Дежнев.
Гребля в бурю тяжела. Грести надо с невероятной силой. Весла зарываются в волны. Занося весло, берегись зацепить за гребни!
На каждом весле работали по трое. Двое сидели лицом назад. Они отдавали всю силу, на которую были способны. Третий сидел лицом вперед. От него требовались, кроме силы, внимание и ловкость. Он следил, чтобы заносимое весло не зарывалось в воду. Он изменял высоту подъема лопасти. Он наваливался на весло больше всех, когда табанили.
Коч бросало, и гребцам нужно было не только грести, но и держаться на нашестях, чтобы не вылететь за борт.
Анкудиновский писарь Родька Григорьев, бледный и испуганный, пытался грести обеими руками, удерживаясь на нашести поджатой ногой. Он понял свою ошибку, вылетев с нашести и ударив головой своего соседа, Косого. Косой треснул Родьку по шее. Тогда Родька стал грести одной рукой, держась другой за нашесть. Он опасливо скосил глаза на водяную гору, двигавшуюся за бортом.
— Не зевай! — послышался сердитый возглас второго соседа, Калинки Куропота — и второй, не менее увесистый, удар кулака едва не выбросил Родьку за борт.
Косой, вращая глазами, греб молча. Он был подавлен бурей и усердно выполнял приказания Дежнева. Только в ненавистном Дежневе он видел надежду на спасение.
Афанасий Андреев, измученный морской болезнью, валялся в средней заборнице. Там буря казалась еще страшнее. Там все гудело; было слышно, как корпус коча стонал и трещал под тяжелыми ударами. Несчастный старик едва воспринимал этот шум. Чувствовал ли он боль, ударяясь о бочки и ящики?
Но вот Андреев обрел товарища. В заборницу ввалился икавший Ефим Меркурьев и тут же упал у лестницы. В темноте он нащупал тело товарища по несчастью и, не зная, кто это был, прижался к нему лицом.
Так, едва управляемый измученными людьми, коч весь день мчался к югу, то взлетая на гребни водяных гop, то стремительно падая в провалы меж волнами.
Ночь приближалась. Волны были едва различимы. Дежнев и старший рулевой Захаров тщетно всматривались во тьму.