— Якутский ратник, — проговорил Фомка, рассматривая след.
Сидорка закрыл один глаз и почесывал бороденку, желая намекнуть, что это ему давно известно.
Друзья двинулись дальше. След показал им, что мужчина надел оставленные в тальнике лыжи.
— Ему, лешему, хорошо было на лыжах-то, — пробурчал Сидорка, проваливаясь в снег по пояс.
Лыжня шла кустами вдоль берега. Пройдя версты две, охотники остановились, переглянувшись. До их слуха донесся скрип полозьев и неясные голоса.
— Давай-ко, браток, изготовимся, — прошептал Фомка.
Охотники сняли с плеч тяжелые пищали. Фомка высек огонь — и фитили пищалей закурились. Сидорка открыл рожок и насыпал порох на полки пищалей. Готовые к бою, Фомка с Сидоркой продвигались вперед. Высокий тальник скрывал реку. Внезапно они услышали визг собак, ясный теперь скрип полозьев, крики.
Фомка с Сидоркой выбежали из тальника на край косогора. Перед ними была заснеженная река. Первое, что бросилось им в глаза, — двое нарт, уносимых к югу собачьими упряжками. Ближе, под самым обрывом, охотники увидели оленей, запряженных в нарты. У нарт мужчина поднимал со снега безжизненное тело. Затем он бросил его на нарты, прыгнул на них и, гикнув, погнал оленей.
Фомка поднял пищаль. Выстрел грянул, резкий в морозном воздухе. Один из оленей грохнулся наземь. Второй споткнулся о него. Нарты опрокинулись.
Курсуй, это был он, не поднимаясь, схватил лыжи и кубарем скатился в кусты. Мгновенно надев лыжи, он пустился наутек. Согнувшись, он прижимался к крутому берегу. Когда Фомка с Сидоркой сбежали вниз, его и след простыл. Он скрылся в зарослях тальника.
Удивленные друзья увидели, что лежавшая без сознания женщина — Кивиль. Они освободили ее от петли и привели в чувство. Едва Кивиль открыла глаза, как со стороны острога послышался собачий лай и крики: мчался обеспокоенный Попов, сопровождаемый охотниками.
Охотники ринулись в погоню за Ойей и Курсуем. Но догнать беглецов не удалось.
Михайло Савин, муж Ойи, узнав о предательстве и бегстве жены, плюнул себе на ладонь и тряхнул кулаком.
— У, змея! Уж я задам ей трепку!
Приказный Гаврилов тронул его за плечо.
— Ты, Михайло, сказывал, — проезжий якут тебе ее отдал?
— Сказывал.
— А какой он, тот якут, с виду был?
— Какой? В летах, росту низкого, на щеке рубец.
— Тойон Курсуй! — воскликнул Удима.
— Он и есть!
— Неспроста он ее тебе подсунул…
— Ну?
— Он подослал ее разведать о нас.
— Остерегаться надобно. Этот беглый тойон еще что-нибудь может выкинуть, — сказал Афанасий Андреев, оглядывая собравшихся.
— Плохой тойон Курсуй, — торопливо говорил старый Удима. — Удима знает. Удима был его боканом.