— Да. Бумажник, пиджак и перстень с инициалами. Перстень... Его ведь обычно снимают с мертвой руки...
— Подождите хоронить мистера Рио. Раз мы живы, значит, жив и Джонни. Вы помните, что сказал Леопольд? Он надеется, что в этом подвале будут сидеть трое.
Пока мы разговаривали с Редом, настроение мое улучшилось: со мной был мужчина, в котором я теперь была уверена.
Но когда мы закончили разговор, я приуныла.
Перспектив у нас никаких. Подвал затопят водой, потом наши раздувшиеся тела река вынесет где-нибудь на отмель... Сигнал к тому, что нас будут топить, как мышей, — замена решетки плитой.
— Ред, мне страшно, — я сказала чистую правду и прижалась к его спине.
Он попытался меня обнять, то есть сделать то, что было невозможно на этом маленьком узком выступе. Мы долго не могли приспособиться, но, наконец, нашли такое положение рук, ног и губ, которое удовлетворило обоих.
— Оказывается, и в тюрьме бывают маленькие радости, — прошептал мужчина.
— У меня самое романтичное свидание во всей Луизиане, — прошептала женщина.
Мы забыли в эту долгую трудную ночь о многом. Самое главное — мы забыли о смерти.
Остаток ночи и утро мы продремали.
Когда я открыла глаза, сквозь решетку пробивался свет. В подвале стоял собачий холод, он сковал каждую клеточку моего тела. Я не могла подняться с каменной ступеньки. Наконец я встала на ноги и вскрикнула: ноги затекли, я чувствовала только боль, тупую, давящую боль...
Ред был на ногах. Более того, он метался, отталкиваясь руками то от одной стенки, то от другой.
— Доброе утро, Мэвис!
Он крикнул это, не прерывая своих метаний.
— Что с вами, Ред? Вы в отчаянии? Вы так мечетесь...
— Мэвис, я пытаюсь согреться.
— А... Здесь холодно, как в могиле. Я совсем не могу встать. Я — сплошной лед.
— Делайте то же, что и я. Давайте помассирую ваши ноги.
— Что вы делаете, Ред? Ай! Ой! Я боюсь щекотки!
— Ничего, поставьте эту ногу сюда, а эту — сюда. Прыгайте!
— У меня все болит!
— Прыгайте!
— Я хочу умереть. Дайте мне спокойно умереть!
— Прыгайте!
Этот тип заставит девушку встать со смертного одра своими приставаниями. Ему надо работать не следователем, а дрессировщиком диких кошек и моржей.
Он добился своего: я начала прыгать, делать несложные упражнения и немного согрелась. Правда, размахивая руками и вскидывая ноги, я несколько раз задела Реда. На все мои извинения Ред отвечал, что настолько привык к тому, что я его бью, что не представляет, как будет жить без моих «классических» приемов, типа ребром ладони по шее.
За ночь у Реда появилась растительность на щеках и подбородке. Света в нашей яме было немного, но я с интересом рассматривала его изменившийся облик и вдруг поняла, что у меня самой вид, как у курицы, вынутой из морозильника. Вчера я рыдала, волосы растрепались, косметики ноль. Я закрыла лицо руками.