– Мадам, требуется время, чтобы довести обстановку до совершенства, создать обрамление, которое должно быть легким, гибким и… чистым, – этакий восемнадцатый век, заново осмысленный и окрашенный чувственностью мадам Айкхорн. Пока же я складываю сокровища, которые нам удается отыскать, в старой конюшне.
– Как интересно! – воскликнула Кора с нетерпением. – А могу я взглянуть на них?
– Я бы с удовольствием вам их показал, мадам, но они тщательно упакованы – от сырости.
– О нет!
Кора едва не топнула ногой от огорчения. Этот визит с начала до конца был неудачным. Ходить по пустым комнатам, в которых не на что смотреть, кроме архитектурных деталей и свежеотреставрированных полов и стен, было настоящей пыткой. И все же она не могла показать, что чувствует себя обманутой: ведь Билли ее предупреждала.
– А вы не могли бы приоткрыть что-нибудь, хотя бы самое маленькое?
Еще оставалась надежда урвать хоть что-то от этого дня.
– Я бы мог попытаться, мадам… если мадам Айкхорн…
– Ладно, Жан-Франсуа, – сдалась Билли. Раз уж Кора услыхала слово «сокровище», ничто не удержит ее. – А я останусь здесь и попробую выяснить, чем занимается садовник. Он уже давно должен был закончить посадку луковиц. А вы не задерживайтесь, уже поздно, нам надо поймать такси до наступления часа «пик». Даю вам десять минут.
– Расскажите мне, где вы были в Эксе, месье, – попросила Кора, и оба углубились в дискуссию о достоинствах провансальских антикваров, направляясь через двор к конюшням.
Жан-Франсуа распахнул старинные двери и включил свет, озарив две дюжины стойл, уставленных запакованными вещами. Кора прошлась по рядам, быстро убедившись, что каждый предмет мебели закрыт слишком тщательно, чтобы она сумела за столь короткое время увидеть хоть что-то.
– Да, мадам, – сказал, пожав плечами, художник, заметив ее невольную гримаску. – Понимаю ваше разочарование. Мне бы самому хотелось услышать ваше мнение о тех вещах, которые я приобрел для этого дома… Ага, кажется, я смогу вам кое-что показать из последних приобретений! Эту вещь еще не успели как следует запаковать.
Сняв брезент с предмета, на первый взгляд напоминающего картину, он обнажил продолговатое зеркало в резной раме, которое изысканно мерцало и смутно поблескивало, подобно окну в прошлое.
– Ах… Чудо! Действительно, чудо. Конец семнадцатого века. Но это не французская работа, не правда ли?
– Абсолютно точно, мадам. Зеркало немецкое, оно было подарено царствующему дому в ознаменование боевой победы.
– Настоящая готика! И в отличном состоянии, насколько я могу судить.