— А где остановился этот мастер? Я хотел бы познакомиться с ним поближе.
Караваев смотрит на часы. На них примерно столько же, сколько сейчас — около четырех. Караваев говорит:
— Не успеете. Мастер этот давно на станции, через несколько минут уедет. У него завтра отпуск кончается, так он уж заторопился. И к дочке не съездил, и чугуна не смог дождаться…
•
— Кажется, поезд подходит, — прервала себя Зоя, прислушиваясь.
Сквозь вой ветра донесся протяжный паровозный гудок. Пассажиры стали поспешно выходить на перрон.
Через несколько минут мы с Зоей сидели в светлом купе уходившего на запад поезда. Я спросил:
— Вы — до Свердловска?
— Нет, только до Новой Усы. Знаете такую станцию? А оттуда двенадцать километров на лыжах до Староусинского завода. Я в командировку еду, курьером.
Зоя вынула из рюкзака и двумя руками передала мне тяжелый, темный барельеф. Я прочел:
«Отлито из первого чугуна гиганта социалистической индустрии — Уральского металлургического комбината…»
На барельефе был изображен доменный цех: высокая домна, шеренга стройных кауперов, переплет воздуходувных магистралей, конструкции наклонного моста… Для этой индустриальной картины трудно было бы найти лучший материал, чем чугун.
На обороте барельефа было выгравировано: «Мастеру Староусинского завода Михаилу Андреевичу Крутых — от ударников комбината».
Старенький заводской гудок пошипел немного, повздыхал и наконец загудел — протяжно и решительно. Медведь прислушался, слегка наклонив набок голову, и обрадованно заревел в ответ: он и сам уже чувствовал, что пора обедать.
По наклонной насыпи он легко вкатил на домну громадную, специально для него сколоченную тачку с шихтой. Здесь поджидал его Михаил Андреевич — седой, всегда хмурый мастер. Он помог медведю вывалить шихту в воронку засыпного аппарата и снял со страшных мохнатых лап наручники, к которым была прикована тачка. Освобожденный медведь сразу же опустился на четвереньки, в три прыжка сбежал с насыпи и, смешно переваливаясь, понесся к столовой.
Под навесом, рядом с умывальниками, уже стояло корыто жирных, вкусно пахнущих объедков. Повариха Фрося ничего не жалела для своего любимца: среди обильных, собранных со всех тарелок остатков вчерашнего обеда плавали куски хлеба, овощей и обрезки мяса.
Полуденное солнце не давало теней. Ветра не было. Но даже знойный июльский полдень казался прохладным после работы на домне. Рабочие не спешили в столовую. Они открыли краны умывальников и стояли под навесом, слушая журчанье воды: ждали, пока вода пойдет более холодная.
Подошел бригадир каталей Ваня Демин. Он крикнул: