Ее место в проеме двери занял солидный пижон лет пятидесяти, приветственно кивнувший Дружникову.
— Это — главврач, — негромко проконсультировал Дружников, поднимаясь.
А главврач обратился к кому-то, стоящему за дверью:
— Вот он, ваш пациент, — и отошел в сторону, освобождая путь.
Корсаков не поверил себе: в дверях стоял Шукис.
Эмиль Шукис, или, проще, Эмик, он же — Элик, он же — Элька, был стопроцентным евреем.
Вова же Беккер был русским немцем, предки которого давным-давно приехали в Россию, кажется, во времена Екатерины Великой. Когда Беккера сослуживцы попросили уточнить время их прибытия, он, подумав, ответил:
— Не помню. Меня тогда еще не было.
Однажды во время ожесточенного спора по какому-то очень важному вопросу, о котором потом никто не мог вспомнить, Эмик, исчерпав аргументы, выкрикнул:
— Гитлер — капут!
На что Беккер нарочито сдержанным тоном диктора московского радио проинформировал:
— Мир клеймит позором сионистскую военщину!
Эмик покраснел и заявил совсем по-детски:
— Дурак!
Беккер помолчал несколько секунд, потом констатировал очевидное:
— Оба хороши.
После чего Эмик выскочил из комнаты.
Он вернулся только после отбоя и вытащил уже заснувшего Беккера из кровати. Не говоря ни слова, потащил его из казармы. За углом остановился, достал из кармана бутылку водки.
Больше всего Вовку поразило, что абсолютно непьющий Шукис принес из самоволки алкоголь. Бутылку эту они выпили, по очереди отхлебывая из горлышка и занюхивая куском черного хлеба.
Ни опустошая бутылку, ни позже, они не вспоминали о состоявшемся диалоге. Корсакову понадобилось больше месяца, чтобы клещами вытянуть из своего лучшего друга, Вовки Беккера, ответ на вопрос: куда вы с Шукисом тогда ходили?
Свидетелем сцены, которая произошла, был только Игорь, и все трое молчали, хотя рядом с ними постоянно находились всего два человека: Саня Андронов — Дрын, и Анзор Поликаниди, откликавшийся на Полю. Шукиса и Беккера чаще звали по фамилии, а Корсакова — Корса.
Впятером они составляли РДГ, или, говоря понятнее, разведывательно-диверсионную группу. Первые полгода, в учебке, всем им пришлось поработать с разными людьми, но в конце концов они оказались именно в таком составе.
Их часть стояла в Литве, но каждой РДГ то и дело приходилось выезжать на учения, точнее — вылетать. Самолет уносил их на тысячи километров, и с того момента, как они вываливались в ночную тьму, всякая связь с частью прерывалась.
После выполнения задания — учебного или боевого — они добирались «домой» самостоятельно, не имея права обращаться за помощью ни к кому, кроме членов своей группы.