Теперь уже в кивке Блюмкина мерещился блеск рубящих сабель лихой кавалерийской атаки! Готов товарищ!
— Знаете, кто сотворил наш Октябрь? — Троцкий провоцировал снова.
Если начнет выгадывать, кого назвать первым… Но Яша уже шел нужным путем.
— Товарищ Ленин и вы, Лев Давидович!
— А… Ленин или я, я или Ленин — неважно, несущественно, — Троцкий лениво отмахнулся. — Эти пустые споры оставим потомкам. Скажу честно, Яша, подготовить и провести восстание в Петрограде смог бы в Октябре семнадцатого и простой честный революционер. Такой, например, как вы!
Очаровательный румянец залил все лицо Якова Блюмкина. Он мог бы сделать Революцию?!
— Да-да, — подтвердил Лев Давидович. — Все дело в том, что нам, старым партийцам, удалось главное: поднять людей и освободить их разум от пустых ожиданий.
Он еще раз посмотрел на Блюмкина, будто взвешивал меру доверия, и тот даже подался к нему всем телом: не предам, Лев Давидович, никогда не предам!
— Вам я могу сказать, Яков. Но, как говорится, не для третьих ушей. В свое время Владимир Ильич сильно огорчился, когда эсеры первыми взяли себе прекрасный девиз «В борьбе обретешь ты право свое!». Понимаете мысль Ильича?
— Конечно, Лев Давидович!
— Ну, и прекрасно. А еще Ленин и Революция учат нас, что выводы надо извлекать из каждого поражения. Какие уроки следует извлечь из поражения в Германии?
Блюмкин задумался. Думал он энергично, и Троцкий понял: ответ у него уже есть. Значит, все идет так, как задумано.
— Не надо, Яков, не сейчас. Не следует, чтобы все видели, как много времени вы у меня проводите. Тем более, теперь, когда я впадаю в немилость у нынешних «руководителей».
Слово «руководителей» дышало таким сарказмом, что у Блюмкина глаза на лоб полезли. Но он взял себя в руки и, похоже, даже проглотил недоумение «вас, создателя Революции?!» — в общем, сдержался.
— Давайте продолжим через пару дней. Сейчас я очень занят. А вы на досуге подумайте, каким образом вам создать такую же гвардию, какую сотворили мы с Ильичом в Петрограде в семнадцатом. Хорошо?
…Встретившись в следующий раз, вождь начал с воспоминаний о том, как «Ильич» отлично организовал подготовку кадров путем партийных школ. Правда, Троцкий предупредил, что деньгами партия тогда была довольно обеспечена, а сейчас, если подобное проделать, придется изворачиваться.
И тут Блюмкин удивил.
— Вы в прошлый раз, Лев Давидович, упоминали эсеров с их лозунгом, и вот что я подумал. Все-таки как ни крути, а роль личности еще никто не отменял, правда?
Он покраснел, и Троцкий понял: вспомнил убийство Мирбаха и сейчас винит себя в бахвальстве. А это недопустимо! Нельзя позволять Якову заниматься самоедством, надо поднимать его мнение о себе всеми способами.