Артём сидел с открытым ртом. Всё, что он смог придумать — это то, что между Красносельской и Сокольниками отрывают ещё одну станцию. Внезапно. И она такая пока, недоделанная. В лесах.
Но сейчас точно должны быть Сокольники.
— Анщина! — прохрипели динамики.
Этого быть не могло. Две новые станции на таком отрезке не могли поместиться.
На этой стены были кафельные, как на Сокольниках, но кафель не светлый, а сурьмяного цвета, и не только на стенах, но на полу и на колоннах. Поверхности пёстрые от серых квадратов на месте выпавших плиток. Станция походила не на только что построенную, а на давно закрытую.
В Артёме было столько адреналина, что мысли не помещались. Он вскочил и изо всех сил смотрел на станцию в открытые двери, пытаясь увидеть вместо неё Сокольники.
Двери скрипнули, и поезд проехал название станции.
«Хованщина».
— Едущая Юты Атова, — пробулькали динамики.
В перегоне Артём так и не сел, стоял у дверей, готовый выскочить, как только увидит знакомую станцию.
На Малюты Скуратова колонн не было вообще, на перроне каким-то образом росла густая трава, и были протоптаны жёлтые глиняные тропинки.
— Так, — Артём заставлял себя думать, — свет погас надолго. Допустим, это не свет погас, а я потерял сознание. Ну плохо мне стало. А поезд уехал… Куда он мог уехать? Ладно, ухал в Новую Москву, там роют метро, и это новая ветка. А почему людей нет? Почему в новостях не объявляли про новую ветку? А, ну допустим, она не открыта ещё, поезд для испытаний ездит, а меня просто не заметили, когда я сознание потерял. Но трава-то откуда?!
Следующей станцией была Загробская.
И на ней в вагон зашёл мужик в бежевом плаще. Кивнул Артёму, сел, развалившись посередине дивана, вытянул в проходе копыта. Почесал рог. Небольшой.
— С ёлки едет, актёр, — подумал Артём и отвернулся.
На Гнилой речке зашли готы. Бледные лица, длинные чёрные волосы. Красные глаза. Длинные ногти. Акриловые.
Артём подумал, что парни должны быть на всю голову готами, чтобы ногти клеить. Один заметил, что Артём их рассматривает, и улыбнулся ему. Блин, они ещё и зубы нарастили.
Артём пытался совместить в голове ещё не открытую ветку с перевозкой по ней пассажиров странного вида. Не получалось. Тогда он начал разрабатывать теорию о галлюциногенах, подсыпанных в пиво приятелями в общаге, откуда он и ехал. Может быть, он никуда не едет, а сидит, вперившись в стену, и смотрит это кино? Мысль была уютная. Что такое сутки-другие бреда по сравнению с бредовой реальностью?
На Умертвинской-Ямской мужик с копытами вышел.
На Кагановича зашёл пенёк.