Артём пытался заставить себя поверить, что его одногруппники могли где-то достать наркотики, но это было выше его сил. Они и пиво-то купить не могли, он с собой принёс.
Он начал вспоминать всё, что знает об условиях содержания в сумасшедших домах и уже решил, что они должны быть весьма гуманными, когда гнусавый унитазный голос объявил:
— Конечная, поезд дальше не идёт, а ну, пошли все из вагонов, чтоб вас люди задрали!
Артём вышел вслед за пеньком. Станция была выложена кирпичом. Местами выщербленным. У оснований кирпичных колонн пробивалась травка. На стене белыми круглыми камнями было выложено название.
«Конечная».
Между колоннами висел светящийся короб с названиями станций. Их подчёркивала чёрная полоса. Это что, чёрная ветка? Свет в коробе мерцал, как может мерцать свеча или масляная лампа.
— При чём здесь Каганович? Какой ещё Каганович? — бормотал Артём просто чтобы не закричать.
Ближе к лестнице, куда указывала стрелка на ещё одном коробе с надписью «ВЫХОД В ГОРОД. К проспекту Такого Лешего, Управлению всего, Бестиарию, улице Олгой-Хорхоя», стоял работник метро. Ну, по крайней мере, в похожей форме, насколько можно понять со спины.
— Слушайте! — начал Артём, возмущённым тоном, собравшись предъявить претензии по поводу неучтённого куска метрополитена, но переключился на жалостливый, решив, что ругаться с галлюцинацией глупо, а с живым человеком вредно. — Извините, здравствуйте, я…
Работник метро обернулся, закончил вытирать платочком лоб, сунул его куда-то в бороду, надел рогатый шлем с красной буквой М и вопросительно приподнял левую бровь.
— Н-ну?
— Я…
Что говорить дальше, Артём не знал. Перед ним стоял очевидный гном. И, что пугало больше всего, Артём хорошо понимал, что это гном. Не актёр с ёлочного спектакля на тему Нибелунгов, а именно гном. Вот знал — и всё.
Гном хмыкнул, стукнул ногтем по телефону, который Артём, оказывается, всё ещё держал в руке, и закончил за него:
— Я потерялся. Да?
— Да!
Артём признался в этом, как признаётся вор на допросе в полиции, в надежде, что ему сейчас объявят срок и отправят в знакомую тюрьму, то есть жизнь станет снова понятной и вообще наладится.
— И хочешь знать, где ты?
— Хочу!
— В метро! Уха-ха! — расхохотался гном, решив, что это он сейчас пошутил. — Ну правда, мил-человек, в метро ты, не обижайся, это метро-пять. Добро, так сказать, пожаловать.
С Артёма можно было рисовать знак вопроса.
— Вот есть у вас метро, — гном, приобняв его за талию, повёл к скамейке, — есть метро-два, правительственное. А это — метро-пять.
— А…
— А про метро-три и метро-четыре даже не спрашивай, — лицо гнома стало строгим, — даже и не думай про них, целее будешь.